В этот самый момент узловатые пальцы колдуна сомкнулись на шее Охотника. Бодрейв был уже мертв — он умер давным-давно, а затем заключил сделку с самим Богом Смерти, и остался на этом свете. Ни кинжал, ни заговоренный меч, ни дубовый кол не могли причинить ему вред. Охотник сжал костлявые запястья своего врага, и колдун хрипло захохотал ему в лицо. Девочка удвоила усилия — кулон заскользил быстрее и через миг коснулся руки темноволосого. С потолка продолжали сыпаться камни, пыль стояла столбом, и грохот был просто невообразимый. Раскалившееся докрасна украшение, должно быть, обожгло Охотнику руку — он вздрогнул и ухватил его за цепочку. По полу, устремляясь прямо к ногам девочки, поползла огромная трещина. Позади нее возникла из темноты и пыли высокая фигура. Сильные руки подхватили малышку, и в тот же миг пол на том самом месте, где она только что стояла, провалился. Девочка закричала — ей было важно узнать, удалось ли Охотнику победить, — но ее спаситель был неумолим. Прижав Айрис к широкой груди, он несся по галерее, перепрыгивая через змеящиеся трещины и уворачиваясь от падающих камней.

Ни он, ни она не увидели, как Охотник отпустил запястье колдуна, схватил его за волосы и вогнал ему прямо в глаз раскаленный клюв ворона. Пылающий в черепе камень с Древом внутри точно взорвался — человека отшвырнуло на камни, и Зайкир, ухватив его подмышки, тут же оттащил его в сторону, под прикрытие уперевшегося в стену массивного валуна, рухнувшего с потолка. Тело Бодрейва засветилось алым огнем, а затем рассыпалось в прах — и в то же мгновенье в красных покоях раскололся пол, и Древо Смерти провалилось в глубочайшую трещину, ведущую, кажется, в саму преисподнюю.

Землетрясение прекратилось так же внезапно, как и началось. Последний сорвавшийся сверху камень ударил Зайкира по голове — и тот повалился на тело Охотника, так и не успев осознать, что случилось. Он еще успел заметить огромную фигуру, возникшую из мрака и направляющуюся прямо к ним, а затем мир заволокла тьма…

С того самого момента, как весть о смерти Бодрейва достигла Сантаррема, Рун окончательно перестала спать, наблюдая за состоянием эймира. Заитдан был еще очень слаб, и боль терзала его по-прежнему, но значительных ухудшений ведунья не замечала, и это внушало надежду. Сердце ее рвалось к дочери, но оставить эймира после всего, что он для нее сделал, она не могла.

Видя ее мучения, он отправил своих людей в Болотный замок, велев отыскать там маленькую черноволосую девочку с разноцветными глазами и доставить ее к нему во дворец. Он не стал говорить об этом Рун, чтобы не внушать ложных надежд: Зайкир, человек, передавший колдуну смертельный «подарок», возвратился в столицу ни с чем и клялся, будто ребенка в замке не было. Ансур, начальник отправленного в Болотный замок отряда, прихватил с собой браслет Рун — она была уверена, что потеряла его, Заитдан же надеялся, что эта вещица поможет его людям расположить к себе малышку, если они сумеют ее отыскать, и доказать ей свои добрые намерения.

После возвращения Зайкира прошло несколько дней, и эймир как будто пошел на поправку. Сначала он стал садиться без посторонней помощи, а затем и вставать. Рун воспряла духом, начала улыбаться и спать по ночам, а на исходе второй недели произошло то, чего так опасался эймир, — она вдруг засобиралась в дорогу.

Вещей у нее было немного, так что сборы оказались короткими. Сложив все в небольшую дорожную суму, девушка попросила у эймира коня. Он готов был отдать ей любого скакуна из своих конюшен и выделить людей для сопровождения, но она хотела ехать одна. Теперь, когда можно было, наконец, всерьез надеяться на то, что Заитдан не умрет, Рун не могла больше думать ни о ком, кроме дочери. В конце концом, ему удалось уговорить ее взять с собой хотя бы Зайкира. «Он преданный и надежный человек, — увещевал эймир, — бывалый путешественник, искусный воин. Одни только боги знают, что может случиться с одинокой девушкой в пути. Я не могу отпустить тебя совсем без защиты!»

Рун и самой было страшно. Что она будет делать, куда пойдет? Если Айрис не окажется в замке Бодрейва, где она станет ее искать? Сможет ли она защитить свою дочь от опасностей этого мира: суеверного страха, зависти, злобы? Здесь, во дворце, ей было так спокойно — никогда прежде девушке не доводилось быть под чьей-то защитой, за исключением того раза, когда Венельд — воспоминание резануло болью — спас ее от костра… Эймир Заитдан не отвернулся от нее, даже узнав, что она ведьма, — даже догадавшись, что она отравила его! Девушка все еще мучилась чувством вины и не могла более злоупотреблять гостеприимством эймира. Нужно уходить.

Прощание было коротким. Рун заранее научила придворного лекаря готовить необходимые снадобья, так что хотя бы об этом можно было не беспокоиться. Заитдан сидел на своем ложе в окружении шелковых подушек, мрачно наблюдая за тем, как она в последний раз проверяет содержимое своей сумки. На душе у него было тяжко. Девушка на него не смотрела.

— Послушай, — начал было он, но она умоляюще сложила руки, и эймиру пришлось замолчать. Рун кусала губы, стараясь сдержать непрошенные рыдания. Все на месте. Пора. Подняв, наконец, глаза на властителя Сантаррема, она коснулась рукою лба, а затем сердца и склонила голову в традиционном поклоне:

— Да благословят тебя боги, эймир! Да продлятся дни твои вечно…

Губы ее дрожали, голос срывался. Не в силах более сдерживаться, она отвернулась и шагнула к двери — хрупкая, беззащитная и такая несчастная. Глядя ей вслед, эймир вдруг совершенно отчетливо понял, что не может ее отпустить.

— Останься со мной, Рун! — негромко произнес Заитдан, и девушка замерла в дверях.

Однажды она уже уходила вот так — отчаянно желая, чтобы ее остановили. Но ждала ли она подобного от великого эймира Сантаррема?