Отряд въехал в ворота и остановился. Уставшие с дороги люди покидали седла, бросали поводья подбежавшим конюхам, переговаривались, улыбались.

Крепкий светловолосый великан спустился на землю одним из последних. Протянув руки, он подхватил маленькую девочку, ехавшую в седле перед ним, и поставил ее подле себя. Взгляд его голубых глаз был насторожен и хмур, малышка же, напротив, казалась безмятежной.

Ансур, начальник отряда, отправил одного из стражников доложить об их прибытии, хоть и понимал, что во дворце об этом давно известно, но тут великолепные резные двери — работа лучших мастеров Сантаррема! — распахнулись, и во двор выбежала богато одетая молодая женщина. Песочного цвета шальвары и белая туника ее были расшиты золотом, кожаные сандалии украшены драгоценными камнями, а укрывающая голову и плечи широкая накидка цвета слоновой кости поражала серебряной вышивкой самой искусной работы.

Увидев ее, светловолосый норавиец замер, она же бросилась прямо к малышке, протягивая руки, смеясь и плача.

— Мама? — полувопросительно произнесла та и неуверенно шагнула навстречу. — Мама!

Ничуть не заботясь о своем дорогом наряде, женщина упала на колени, и девочка тут же очутилась в ее объятиях.

— Айрис, Айрис, — шептала сквозь слезы Рун на незнакомом всем присутствующим во дворе языке. — Драгоценная моя девочка!

— Это ты, — запинаясь и с трудом подбирая слова, ответила ей дочь на том же наречии. Это был древний канмейский — мертвый язык погибшей цивилизации. Рун с рождения дочери говорила с Айрис на нем, и теперь девочка понемногу припоминала знакомые фразы. — Как хорошо, что ты здесь! Я уже начала тебя забывать…

Не выпуская дочь из своих объятий, Рун подняла ее на руки, выпрямилась и взглянула в лицо могучему норавийцу, так и стоящему подле них.

— Это мой друг, мама, — шепнула ей Айрис. — Его зовут Тур, — она лукаво улыбнулась мужчине, будто бы знала и другое имя (а может, и знала, подумалось Туру, с нее станется). — Он хороший. Я спасла его от Древа, когда Бодрейв решил принести его в жертву, а он не отпустил меня одну с этими незнакомцами — хоть я и говорила ему, что они друзья! — и заботился обо мне в пути.

— Спасибо! — склонила голову Рун, и лишь затем сообразила, что именно только что сказала ей дочь. — Что значит — спасла от Древа?!

Впрочем, поговорить им не удалось. Во дворе появился еще один человек — люди почтительно расступились, когда он приблизился к Рун. То был Хафис, мудрец и отшельник, добрый друг прежнего эймира и верный слуга нынешнего.

— Здравствуй, дитя, — улыбнулся он Айрис, но глаза его, обрамленные сетью морщин, остались тревожными. Склонившись к Рун, старик шепнул ей так тихо, чтобы услышала только она одна:

— Эймир Заитдан просит тебя вернуться в его покои. Он очень плох, — две недели назад властителю Сантаррема внезапно стало хуже, и ни снадобья Рун, ни молитвы его подданных не принесли ему облегчения: проклятие колдуна продолжало действовать и после его смерти — эймир был обречен.

Молодая женщина побледнела и кивнула:

— Идем.

Тур увязался за ними. Никто его не остановил, когда он вошел во дворец, никто не потребовал возвратиться. Он шел прямо за стариком, и со стороны могло показаться, что эти четверо вместе — может, поэтому на Тура и не обратили внимания? По тревожным взглядам и еле слышному перешептыванью старика и красавицы, норавиец понял, что случилось что-то плохое, но спросить не решился.

У входа в покои эймира стража все же остановила могучего незнакомца, уверенно шагнувшего было к двери.

— Я с ними, с малышкой… Айрис! — попытался прорваться он, но норавийского здесь не знали, а по-сантарремски Тур не говорил.

— Мама! — требовательно сказала девочка, и Рун, обернувшись, кивнула стражнику:

— Пусть войдет.

В покоях эймира царил полумрак и пахло бедой. Вытянувшийся на роскошном ложе мужчина умирал — достаточно было мимолетного взгляда, чтобы это понять: глаза его ввалились, нос заострился, некогда смуглое лицо приобрело восковой оттенок.

— Подойди, дитя, — с трудом прошептал он.

Рун спустила дочь на пол, и девочка шагнула к лежащему.

— Для меня честь… познакомиться с тобой, Айрис, — шепот его угасал, становясь едва различимым.

— Это эймир Заитдан, — заторопилась, глотая слезы, Рун — великий властитель Сантаррема. Он не пожалел своей жизни, чтобы победить колдуна, который разлучил нас с тобой, и освободить всех порабощенных им людей.

Девочка с недоумением обернулась на мать:

— Почему ты плачешь?

— Бодрейв отравил эймира заколдованным фруктом, и некому снять заклятье, а потому мы скорбим, — ответил за нее Хафис, утирая слезы. — Он умирает, дитя…

— Но ведь это не так! — Айрис заглянула в лицо эймира, а затем самым бесцеремонным образом взобралась к нему на ложе. Женщина и старик застыли, а Тур подошел поближе — на случай, если ребенка вздумают наказать за дерзость, и ей понадобится помощь. Он искренне привязался к малышке и не собирался давать ее в обиду. — Смотри на меня, — совершенно серьезно велела девочка могущественному властителю Сантаррема и приложила ладошки к его вискам.