Младший сынишка Эстер шел на поправку — Венельд не сомневался, что жив он еще только благодаря стараниям Рун. Обходя дома пострадавших от чу`айри, Венельд оставлял там сплетенные девушкой обереги — а затем с сожалением и негодованием обнаруживал некоторые из них сломанными и выброшенными. Жители Хамстайна не хотели принимать помощи от той, кого обвиняли во всех своих бедах. Парень попытался поговорить об этом с наместником, но тоже не нашел понимания. Старик намекнул, что Рун-де уже навела порчу на одного многоуважаемого жителя городка — имени он не назвал, но Венельд и сам догадался, о ком идет речь. Охотник пригрозил, что не сумеет помочь жителям города, если они не станут выполнять его указания, но это мало чем помогло.

Обстановка окончательно накалилась, когда заболел и умер сынишка плотника. Эта семья была одной из самых ярых противников Рун, так что, когда в их доме случилось несчастье, они не только не пустили девушку на порог, но и Венельду не позволили ничего предпринять. Страх и суеверия, как известно, застилают разум — так и произошло с жителями Хамстайна. Венельда не было в городе, когда случилась беда — он собирал сон-траву в близлежащем лесу. Там его и разыскал средний сынишка Эстер. Выслушав мальчика, Охотник тотчас же поспешил обратно в Хамстайн, но было уже поздно — Рун схватили.

На главной площади установили столб и обложили его хворостом. Жители городка понемногу подтягивались туда, предвкушая расправу с ненавистной ведьмой. Первым делом Венельд бросился к Брауди Коллу, понимая, что никто, кроме наместника, не сумеет спасти девушку. Мысль о том, что ей могут причинить вред, не укладывалась у него в голове. За те несколько дней, что они вместе спасали детей, поддавшихся влиянию злобного чу`айри, Венельду удалось получше узнать девушку. Никого добрее и лучше он в жизни своей не встречал!

Впрочем, наместник так не считал. Он сообщил парню, что ведьма будет сожжена сегодня же на закате, и тот, кто попытается этому помешать, рискует угодить на костер вместе с ней. Парень был в отчаянии! Сумасшедшее желание спасти Рун затмило все остальные мысли. Он попытался проникнуть в темницу, где ее держали, но не сумел. Стражник, охраняющий двери, оказался упертым и суеверным не менее остальных. Как ни убеждал его Венельд, что может проверить девушку на наличие магических способностей и злобных помыслов, тот лишь качал головой и тупо повторял: «Не велено. Ведьма приговорена, вечером ее сожгут». Потерпев неудачу, парень бросился в дом Эстер и застал бедную женщину в слезах. Вид ее горя окончательно убедил Венельда, что выхода нет.

Сердце его разрывалось. Он чувствовал, что готов на все, чтобы только спасти Рун. Впервые ему было плевать — будь она хоть тысячу раз виновата, она должна жить. Впрочем, что бы ни подсказывало ему чутье Охотника, приходившее в ее присутствии в какое-то неистовство, он верил, что у нее светлая душа.

К вечеру отчаяние Венельда достигло предела. Когда на площади начала собираться толпа, он сделал то, что было противно самой его природе Охотника — призвал чу`айри. Этот демон не мог проникать в людские поселения, не будучи туда приглашенным, и всегда пакостил издалека, завладевая сознанием спящих детей. Венельд знал: если пригласить его в Хамстайн, жители будут обречены, — однако в нем кипела такая злость, что единственной, кого он предупредил о грозящей опасности, стала Эстер. Парень велел ей хватать детей и бежать из города, но последовала ли она его совету, этого он не знал и, должно быть, никогда уже не узнает. До всех прочих ему не было дела.

Когда перепуганную, дрожащую, полуобезумевшую от ужаса Рун вывели на площадь и привязали к столбу, Венельда в толпе не было. Выйдя на окраину города под покровом тьмы, он провел несложный коротенький ритуал — и впустил демона в город…

Дымчатые глаза змей вспыхивали красными огнями, наблюдая со стен за сидящим на полу пленником. Переживания прошлого искажали его лицо — душа его явно была не здесь. Владелец замка, хоть и смутно, но все-таки видел все, что вспоминалось сейчас Охотнику. Для колдуна воспоминания пленника представали в виде размытых теней, неясных очертаний, обрывков мыслей и фраз, но ему и этого было достаточно, — Венельд же столь ярко переживал события прошлого, будто попал туда вновь.

…Когда он вернулся на площадь, костер еще не разожгли. Священнослужитель — отец Калбарт — держал в руке факел. Трепещущее пламя выхватывало из тьмы то хрупкую фигурку Рун, то ее бледное личико и темные волосы, то простую длинную рубаху до пят и босые ноги. Подойдя ближе, Венельд понял причину задержки и разгадал задумку Калбарта. Жители Хамстайна в большинстве своем были людьми незлыми, к тому же, в городке никогда не происходило ничего волнующего, пугающего или из ряда вон выходящего. Здесь ни разу не сжигали ведьм, и священнослужителю хотелось разделить ответственность с горожанами, справедливо полагая, что завтра они придут в себя, переосмыслят произошедшее и, возможно, припомнят нечто, оправдывающее эту девушку или, по крайней мере, смягчающее ее вину. Опасаясь этого, отец Калбарт предоставил первое слово наместнику Хамстайна, а затем постепенно дал высказаться каждому жителю городка. Охваченные ужасом и негодованием люди один за другим выносили ведьме обвинительный приговор — при таком раскладе священнослужителю оставалось лишь подтвердить его и исполнить. Понимая, что неизбежное вот-вот случится, Венельд начал проталкиваться вперед, гадая, где же демон и отчего он до сих пор не обнаружил себя.

К счастью для Рун, чу`айри не подвел. Едва прозвучали заключительные слова отца Калбарта: «Да очистит священное пламя тело ее, да освободит оно ее грешную душу — и пусть боги отныне решают по высшей своей справедливости, как поступить с этой душой!» — как откуда-то из-за соседних домов раздался оглушительный вой. У Венельда заложило уши, однако он улыбнулся и, растолкав нескольких человек, преграждающих ему путь, оказался у самого столба. Вой повторился вновь — на этот раз ближе и громче. Вспыхнул один из домов — и демон захохотал, повергая людей в ужас. Раздались панические крики, кто-то заплакал, матери принялись созывать детей. Священнослужитель побледнел и выронил факел. Сложенный у столба хворост немедленно занялся. Невнятно ругаясь, Венельд одним прыжком преодолел оставшееся расстояние и, обжигая руки, принялся раскидывать пылающие ветки. Будто очнувшись, отец Калбарт схватил его за плечо. Парень обернулся — его искаженное лицо заставило священнослужителя отшатнуться. Венельд стряхнул его руку, однако Калбарт, кажется, всерьез вознамерился ему помешать. Когда священнослужитель попытался оттеснить Охотника от пылающего костра, Венельд нанес ему сокрушительный удар, пришедшийся прямо в челюсть, и отец Калбарт рухнул, как подкошенный. Рун закричала — пламя коснулось ее босых ступней, подпалило подол просторной рубахи. Более медлить было нельзя. Не обращая внимания на собственные ожоги, Венельд взобрался на груду горящего хвороста и принялся разрезать веревки, стягивающие лодыжки и запястья Рун. Через пару мгновений, показавшихся ему вечностью, девушка оказалась у него на руках.