— Осол, — прошептала потрясенно, над юношей склонившись.

Да повинуясь чутью ведьминскому, рванула рубашку на теле его. Рванула да и замерла — по плечам молодецким, по груди выразительной, по животу плоскому (не в отца пузатого уродился Осол, а в матушку что была стройной как осина), так вот по всему телу его черные письмена проклятий шли. И видела я уже таковые — у охранябушки! Только вот архимаг он и даже заклейменный архимагом остался, и проклятие в узде держал, у Осола и шанса на такое не было.

И стало мне ясно все — от чего Ульгерда вновь постарела так стремительно, да кому силы отдала, да и почему отдала — иначе внука не спасти было, никак не спасти. Вот она что могла, то и сделала.

И выпрямилась я, на чародея взглянула, гнева не скрывая, да и вопросила, злости не скрывая:

— Да что ж не угомонишься ты никак, Заратар?!

Молчал чародей, магом прикидывающийся. Стоял, смотрел на меня и молчал. И чтобы ответ его услыхать, надобно мне было иглу вынуть, что ныне тело его ядом проклятия отравляла, а я… не собиралась я делать этого.

— Леся! Ярина! — вслух прикрикнула.

Явились тут же обе, мигом явились, от тона моего про спор да противостояние быстро позабыв. А я и на них тоже злилась, и причина была — нашли, когда спорить!

— Леся, бери ведьмака, к избушке моей неси. Ярина, с осторожностью великой, иглы в щеке его не потревожив, хватай да неси за пределы яра Заповедного, среди скал оставь, там куда никому не добраться, да откуда с трудом великим можно выбраться. Опосля обороной яра займись, неспроста чародей к нам заявился, часть плана это, и предстоит выяснить какого. Лешинька.

Леший явился зверем. Постоял, шерстью черной, да пастью клыкастой пугая, подумал, в лешего перекинулся.

— К ведьмам сходи, — попросила его. — Ульгерду в сторону отзови, да передай ей, что внук ее у меня. Коли смогу — спасу, коли нет… пусть скажет, где похоронить.

И воззрились на меня потрясенно все трое — что Леся, что Ярина, что лешинька родненький. Ничего более говорить я не стала, лишь кончиком клюки рубашку порванную с груди молодца отвела, да и стали всем видны ядовитые письмена проклятия.

— Не спасешь, — тихо леший сказал.

Я это и сама видела.

— Делайте, что велено, — приказала тихо.

Исполнили мигом.

***

До избы дошла быстро. На поляне перед нею снова пир шел, да с каждым днем пирующие, как я погляжу, все роднее да ближе становились. До того дошло, что породниться в прямом смысле слова порешили.

— А у меня дочь во! — показал большой мохнатый палец вождь Далак. — Быстрая, веселая, шустрая, ловкая, и наготовит, и накормит, и гостей привечает, и мужу будет помощница ответственная, с уважением, а уж детей нарожает — не одного двух, цельный выводок.

— А у меня сын мозговитый, — в тон ему Гыркула отвечал, приобняв видать свата будущего за плечи. — Такой, что спуску ни одному врагу не даст, суровый, но справедливый. Умен, силен, с достоинством, а жену свою, то есть твою дочь, на руках носить будет!

— Дай я тебя поцелую, сват! — возрадовался Далак.

На лобызания противоестественные я смотреть не нанималась, от того сочла необходимым заметить:

— Далак, у тебя дочь лучше всего фарш из врагов готовит. Граф Гыркула, знаю я сыновей ваших, обоих знаю, вы уж простите, но спуску врагам они дают еще и как, зато ваш младший сын хорошо готовит, с этим не поспоришь.

Думала, что разлад внесла в дружественные пьяные объятия? Напрасно.

— Всех врагов в фарш? — потрясенно переспросил Гыркула.

— Правда, готовит? — еще более потрясенно вопросил Далак.

— Сват! — радостно заключил Гыркула.

— Сват ты мой любезный! — еще радостнее заключил вождь Далак.

Я решила в этом деле не участвовать. Всех поприветствовала, ведьмака, у порога моего Лесей уложенного, обошла, да и поторопилась в избушку. Вовремя — дребезжало, звало блюдце серебряное, едва успела по нему яблочко пустить, так тут же ответила Ульгерда.

— Прости, Веся, — сказала покаянно, — не предупредила я тебя, а должна была бы.

— Едва ли это изменило бы что-то, — успокоила совесть ее. Да и тут же ранила в самое сердце: — Ульгерда, я помочь не смогу, он ведьмак.

Закрыла глаза ведьма старая, опосля и лицо сморщенное, ладонями прикрыла — тяжело было ей, трудно невыносимо, а только будь он все так же парубком, я бы попыталась, а с ведьмаком шансов у меня нет. И ни у кого нет.

— Я иглу извлечь пыталась, — тихо призналась ведьма, — да от того лишь хуже стало. Знаешь… — голос ее дрогнул, — с самого рождения, только вот народившись, он вздохнуть не мог. Спасла. Маленьким был, столько раз спасала, что уж и не упомню. И вот в последний раз всю силу ему отдала, а спасти… спасти уже не смогла.