– Конечно, я это знаю. И я бы хотела заботиться о нем тоже...

– Хорошо, договорились, - улыбнулась я.

– Тогда я пойду?
– спросила Сонда, подхватывая поднос с посудой.

А перед обедом к нам с сыном снова зашёл император. Я, задремавшая после завтрака, сначала не поняла спросонья, где я и что происходит.

А происходило нечто необычное. По моей комнате большими шагами ходил император, державший на руках нашего сына. Комнату он пересекал в пять своих шагов, при этом, видимо, старался не топать.

– Я не хотел, чтобы он тебя разбудил, - сказал, увидев, что я проснулась.
– А когда я хожу, ребёнок успокаивается.

– Можно не бегать, а просто его покачать, - подсказала я правителю. А потом, видя непонимание, согнула руки и сымитировала укачивание малыша. Гедеор остановился, посмотрел на меня с сомнением, а потом покачал так, как было показано. Ребёнок немного завозился, но кричать не начал.

– Ему уже кушать, наверное, пора, - предположила я.
– И подгузник поменять.

Да, как ни странно, но Лена уже давно настояла, чтобы Тартон привезёт образцы подгузников. И теперь местные специалисты облегчили жизнь, начав выпускать подобные. Я не знала об этом, поэтому вчера была приятно удивлена такому "обмундированию" на малыше.

– Ну что, как совет? Что-то решили?
– спросила я у Гедеора.

Это было не праздное любопытство, я действительно переживала за жителей империи.

– Они начали чувствовать. Все. Великородные тоже. Чувства проявляются медленно, но точно уже есть у всех тех, кто находится на Евгесторе. Кстати, источник и лабиринт тоже не потухли.

– Девушка, которая приносила завтрак, сказала, что все боятся твоего гнева и скрывают свои способности.

Гедеор усмехнулся.

– Да, почему-то пошёл разговор, что я начну казнить таких.
– Он снова криво улыбнулся.
– Но тогда мне нужно отдать приказ и казнить себя самого. Причём первым. Я ведь уже давно...

И тут он затравленно посмотрел на меня, словно стыдился того, что сказал. Но может и стыдился, он же меня обманывал, имитировал равнодушие...

Я молча взяла малыша на руки, никак не прокомментировав его поведение. Думаю, он и сам понимает, что поступил нехорошо...

Александр при перемещении открыл свои глазки, и я замерла от удивления. Его глаза, уже не такие заплывшие, как после родов, были небесно-голубого цвета, и тоже начали переливаться, как и у императора. Ещё одни нереально красивые глаза, которыми обладают только мои мужчины...

И тут же я одёрнула сама себя. "Мои"? Почему я решила, что император - мой? Меня не было несколько месяцев, он теперь начал чувствовать... Где гарантия, что он уже не опробовал прелести плотской любви с кем-то из местных девушек. Простите, рабынь. С той же Клотой, которая наверняка не была бы против...

Решив не зацикливаться на мысли, от которой почему-то стало невыносимо больно в груди, я начала расстегивать специальную сорочку, готовясь кормить малыша. Ребёнок заинтересованно завозился у меня на руках, ища еду, а потом жадно присосался, проявляя завидный аппетит.

Какой он смешной. И красивый тоже. Светится так необычно, хотя я уже начала к этому привыкать. И глаза эти потрясающие...

Перевела взгляд на императора, который застыл молча в паре шагов от кресла, где расположились мы с ребёнком. Мужчина непонятно смотрел, как сын кушает, то ли смущённо, то ли с вожделением... Хотя, наверное, и так, и так. Потом, не замечая, что я наблюдаю за ним, облизнул губы...

Ах, вот оно что! На мою грудь, значит, засмотрелся...

Я усмехнулась. То есть, начав чувствовать, он теперь и сексуальный интерес тоже стал проявлять?! Занятно. И непонятно, что из этого выйдет. Потому что я сейчас совершенно не настроена крутить с ним шуры-муры. Раньше надо было, когда я сама готова была жизнь отдать, только бы он по-настоящему меня захотел. Только бы был нежен, ласков, а не безучастен, как тогда...

А сейчас... Да, я, наверное, всё ещё его любила, но чувства эти теперь не стояли на вершине моей пирамиды ценностей, они отошли на задний план. Фактически, Гедеор сам сделал всё, чтобы я смирилась со своей участью и перестала что-то чувствовать. Тогда как сам сейчас явно был настроен на продолжение.

И опять всплыла мысль, что он уже мог пробовать это, только не со мной. И стало снова горько, так, что слёзы навернулись на глаза. Ну правильно, отправил меня беременную подальше, а сам тут...

Мужчина оторвал голодный взгляд от моей груди и перевёл его на меня. Собрался с мыслями, что, видимо, стоило ему немалых усилий.

– Майя, - сказал хриплым голосом, а потом, прокашлявшись, продолжил.
– Скажи, ты тоже теперь слышишь мысли?

Этого вопроса я совсем не ожидала. Но я же не Гедеор, я врать и притворяться не люблю и не умею. Поэтому просто ответила: