Майяри первая протянула руку, но Пандар ласково на неё цыкнула:

– Куда вперёд мужа? Ранхаш, не жмись. Боишься, что папка заругает? Так он сам всю ночь куролесил.

Отца Ранхаш, конечно, не боялся, но разделял его опасения. Распитие вина никогда не кончалось для него хорошо. Правда, вина в чарочках действительно было немного. Подняв одну их них, он залпом выпил содержимое, едва ощутив в ледяной воде крепкие всплески вина. После уж и Майяри выпила и некоторое время смотрела в опустевшую рюмку, задумчиво облизываясь.

Шидай и Казар замерли, смотря на молодых широко раскрытыми глазами. Первый с опасением, второй с предвкушением.

Ранхаш разломил хлеб и протянул Майяри меньшую часть, зная, что она успела разделить с Лишием его ужин и вряд ли захочет больше.

– Эх, ну и жадный у нас муж, – сокрушённо поцокала Пандар, и Ранхаш обескураженно посмотрел на неё.

– Он ещё не ужинал, – заступилась за него Майяри, – а я ела.

– Да какой тут ужинал? Символ! – возвышенно пробасила Пандар. – Чем больший ломоть забирает себе муж, тем больше всего в семье уходит ему. Ну, правда, и горестей тоже больше…

Майяри бросила хищный взгляд на нетронутый кусок в руке Ранхаша и стремительным змеиным выпадом подалась вперёд, откусывая от его хлеба едва ли не половину, а затем ещё и свой поспешно в рот затолкала. Казар захохотал, а господин Шидай весело фыркнул:

– Если бы их можно было так просто сожрать… Не подавись, хитрюга.

Майяри не подавилась даже под укоряющим взглядом мужа.

– Правильно всё девка делает, – заступилась за неё Пандар. – Сама своё не урвёшь – никто и не даст. Бывали, знаем.

– Вы замужем? – поразился Казар.

Не то чтобы он считал, что госпожу Пандар никто замуж взять бы не захотел. Просто ему не встречался мужчина, которого бы домоправительница сама не затмила.

– Вдовая я, – с достоинством ответила домоправительница и, не успела Майяри сочувственно опечалиться, злорадно добавила: – Муженёк мой знатной кобелякой был. Вот и угулялся до смерти. Чего расселись-то? Вставайте ужинать.

Спорить никто не рискнул, и все молча отправились ужинать.

После ужина Ранхаш ушёл с лекарем в кабинет что-то обсудить, а уставшая Майяри сходила в купальни и в одной рубашке устроилась в кресле перед окном, опасаясь, что в постели она уснёт, и муж не захочет её будить.

В кресле она, правда, тоже уснула.

Проснулась от ощущения, что на неё кто-то смотрит, и, испуганно вздрогнув, распахнула глаза. Пещерные своды из сна сменились полумраком спальни, и Майяри увидела сидящего на корточках харена. Глаза его мягко светились в темноте, и девушка, вместо того чтобы ещё больше испугаться спросонок, расслабленно растеклась по креслу.

– Мой Ранхаш, – Майяри протянула руку и с блаженством погладила мужа по мокрым волосам.

Он повернул голову и поцеловал её в центр ладони.

– Пойдём покажу кое-что.

Подняв Майяри на руки, Ранхаш подошёл к окну и кивнул на него.

На небе ярко сияли луна и волчий месяц. Полные.

– Двоелуние, – улыбнулась Майяри.

Почему-то в этот цикл светила казались больше и цветом были похожи на оранжево-жёлтые уличные фонари. Необычный непривычный цвет. Завораживающий.

В груди поселилась лёгкость. Кошмар, приснившийся ей в кресле, отошёл на задний план и действительно превратился во всего лишь ночной кошмар.

– Ты морщилась во сне. Тебе приснилось что-то плохое? – тихо поинтересовался Ранхаш.

Майяри обняла его шею и, прикрыв глаза, с наслаждением вдохнула запах мыла.

– Сад, мне снился сад.

– Сад?

– В общине был свой сад. Каменный. Именно там на Ёрдела упал камень и его казнили как ставшего тёмным. Раньше нам нравилось там гулять. Красивый… очень. И потоки силы везде. Мы носились по тропам с хохотом, воображая себя чуть ли не богами. А потом я возненавидела его.

Майяри умолкла, но тишина не стала гнетущей.

Лёгкость, лёгкость наполняла грудь. Сумеречники покинули город, и вместе с ними улетучилось беспокойство. Да, главные проблемы, которые могло сулить её прошлое, ещё впереди, но сейчас можно расслабиться и насладиться таким долгожданным счастьем.

– Расскажи что-нибудь ещё, – попросил Ранхаш. – Я хочу знать, как ты жила.

С удивлением Майяри осознала, что уже не боится рассказывать мужу о прошлом. Не боится напугать, отвратить или подтолкнуть к необдуманным поступкам. Дверца в прошлое неожиданно легко распахнулась от просьбы-толчка, и девушка, положив голову на плечо мужа и уставившись на яркие светила, начала: