Майяри затрясло. Из глубины души поднялась и разлилась по жилам дремавшая ненависть. О, как ей захотелось вцепиться в это породистое мужественное лицо! Бешенство на миг помутило её разум, Майяри словно вновь стала девочкой, которая в неконтролируемой ярости пытается вырваться из пут, чтобы убить, растоптать, разорвать, вмять!

Но всё же она изменилась. Девочка внутри познала, что в мире есть кое-что помимо ненависти.

С трудом, чуть ли не разрывая губы в кровь, Майяри улыбнулась и поздоровалась:

– Тёмных путей, старейшина.

Тот медленно, не выказывая ни ярости, ни презрения, осмотрел её и коротко бросил:

– Расходитесь.

И поволок внучку за собой. Прямо по земле.

Дрогнувшая было толпа вновь замерла, и на лицах мужчин впервые замелькала растерянность.

Старейшина остановился, ощутив сильнейшее сопротивление, и обернулся.

И столкнулся с тёмным взглядом исподлобья.

Внучка сопротивлялась с таким упорством, что следом по камню тянулись борозды от ногтей.

– Мои ноги не сломаны, – процедила девушка и, дрожа от натуги, начала подниматься. – Я дойду сама.

Некоторое время старейшина и его наследница смотрели друг на друга.

– Всё такая же, – холодно бросил дед и освободил Майяри от тяжести своих сил.

Она гибко и плавно поднялась, спокойно отёрла окровавленные пальцы о плащ и бросила в толпу:

– Пришлите ко мне Плетущую Косы.

И, более не останавливаясь, зашагала к склону.

Устроенным представлением Майяри была очень довольна.

В дом деда Майяри зашла с такой решительностью, словно и вовсе его не покидала. Остановилась лишь на мгновение посреди просторного перхара – так называлась у горняков передняя комната во врезанном в скалу доме. Почти то же, что и холл. Только в холле обычно привечали гостей, и комната эта была проходной. В перхаре же не только встречали гостей, но и принимали некоторых из них: во внутренние комнаты пускали далеко не всех.

Изнутри можно было и не догадаться, что комната на самом деле – пещера, вырезанная в горном склоне. С высоким потолком, очень просторная, по южной стороне шёл ряд небольших окон. Стены и потолок украшали искусные сцены, вырезанные прямо по камню. По большей части на них были изображены корабли, изящные дворцы, уносящие шпили ввысь, незнакомые пышные цветы, странные деревья и необычные звери, которых Майяри видела только в книжках в общинной библиотеке. Память о прошлом, о прежней жизни народа хаги, о родных землях. Их вырезали ещё далёкие предки, пришедшие из Многоимённых земель. С тех пор каменные узоры не раз обновляли и старательно сохраняли каждую деталь. Майяри потому и остановилась, что заметила изменения. Видимо, картины не так давно приводили в порядок, срезали обтёртый временем верхний слой и вытачивали узоры заново. А под серым старым камнем открылись чёрно-коричневые полосатые слои, сделавшие картину почти цветной, и волны, по которым нёсся кораблик с загнутым носом и кипой треугольных парусов, обрели живость.

Ничто другое: ни медные, серебряные и золотые светильники, свисающие с потолка, ни искусная резная мебель, ни потрясающей расцветки и узоров ткани, ни великолепные шкуры, – ничто больше не привлекло внимания Майяри. Только полосатые волны моря.

Дед зашёл следом, и девушка поспешила пройти дальше.

За перхаром скрывались другие комнаты-пещеры, уходившие вглубь горы. Окон здесь уже не было, только бесчисленные светильники, подрагивающие неугасаемыми огоньками. Майярина комната была самой дальней. Старейшина разместил её там после третьего побега, чтобы впредь девушка так легко из дома не выскальзывала.

Майяри не стала спрашивать позволения уединиться и просто молча закрылась в своих покоях. Стоило ей войти в полумрак, как вспыхнули и убежали вверх множество огней. Девушка неприязненно осмотрелась. Просторная комната, из которой выходили три двери: в купальню, в коридор и в атрепан – хранилище нарядов. Стены были сплошь увешаны мехами, полы – укрыты пушистыми коврами. У западной стены стояла массивная деревянная кровать, застеленная тёмно-красным покрывалом и полускрытая свисающим с потолка пологом песчаного цвета. У восточной стены высились изящные резные шкафы с амулетами, инструментами, книгами, картами и разного рода безделушками. А у южной стоял длинный, чуть ли не вовсю стену стол. На нём и замер взгляд Майяри.

Она сбежала из общины шесть с половиной лет назад. Сбежала даже не из самой общины, а из общины хаггаресов, куда её выдали замуж. Накануне она старательно делала задание к следующему уроку артефактологии, хотя не должна была вернуться в общину в любом случае, даже если не сумеет сбежать. Инструменты, которые она использовала, продолжали лежать там, где она их оставила. Кто-то, тщательно вытирая пыль, старательно раскладывал их по прежним местам.

«Ты не сможешь изменить установленный порядок. Его определяли куда более разумные и дальновидные хаги, чем ты. Ни твои побеги, ни твоё упрямство ничего не изменят. Твои сумасбродства слишком ничтожны, чтобы хоть что-то изменить в жизни нашей семьи».

Майяри поджала губы.

Неизменность.

Её выдали замуж, она сбежала, а слуга, которому вменялось в обязанность прибирать её комнаты, продолжал приходить сюда каждый день.

Толкнув дверь в атрепан, Майяри зажмурилась от вспыхнувших огоньков и обозрела бесчисленные ряды нарядов, взбирающихся под самый потолок полок и полчища сундуков и коробов. Ни запаха пыли, ни сырости, даже появились новые платья. Почему-то это так её взбесило, что девушка заскрежетала зубами и поспешила отвернуться.