– Но наш дом здесь, – не выдержал советник Стигнир, крепкий невысокий мужчина с чёрными кудрявыми волосами и такой же бородой. – Наши семьи жили здесь с тех пор, как предки осели в Сумеречных горах. Здесь наши дома, хозяйство…

– У вас будет время собрать всё самое нужное.

Кто-то из женщин горестно зарыдал.

– Госпожа, это невозможно! – Дарелий решительно выступил вперёд. – У нас на равнине нет ничего! Ни защитных стен, ни домов. Вы предлагаете покинуть прекрасное обжитое место ради непонятно чего?

– Дарелий, я не собираюсь сидеть здесь с вами, – Майяри немного выступила из-за спины Ранхаша, и советник попятился под её взглядом. – Это место превратилось в болото, а вы сами вырождаетесь. Ни одного нового дома за пятьдесят лет. Мир вокруг меняется, а здесь ничего не меняется.

– Госпожа может нас оставить, мы не осудим, – вкрадчиво предложил невысокий и щуплый Нхияр.

– Госпожа уже обещала либо уничтожить вас, либо привести к процветанию, – напомнила Майяри. – Меньшую часть из вас. Вы сами меня вернули, а теперь говорите, что не нуждаетесь во мне? Так, может, вы хотите видеть над собой прежнего наследника, моего брата?

Гомон стих как по мановению.

– Оставить вас здесь одних, значит, позволить вам просто медленно сдохнуть.

– Не нужно нас недооценивать…

– Дарелий, ты прожил века, но не знаешь мир. Я прожила тридцать лет и могу сказать, что кое-что узнала. Когда мы уйдём, сюда явятся разгневанные Изиршы. Можешь сколько угодно убеждать меня, что вы прогоните проклятых хаггаресов как бешенных собак, но я не верю, что старейшина Ирдар откупился женщинами общины ради сохранения какой-то чести. Допустим, что хаггаресы всё же не посмеют сунуться, но весть о смерти деда быстро разлетится по другим общинам. Уверена, кто-то из старейшин захочет прибрать к рукам ослабевшую общину и все её богатства. И вы не сможете, не посчитаете возможным сопротивляться потомку правящей семьи, – сказав это, Майяри обвела взглядом притихшую толпу и веско закончила: – Здесь никто не останется. Осмелится ли кто-то выступить против?

Жители безмолвствовали. Даже старейшины угрюмо молчали, хотя Дарелий все губы искусал, сдерживаясь.

– Завтра назад отправляется один из отрядов. Двадцать мужчин из нашей общины полетят с ними, чтобы осмотреть участок и начать постройку новой общины. Нхияр, отбери из молодых и толковых. Остальные начинают собираться. Через неделю все покинут это место.

– А наш… Сад? – напомнил Дарелий.

Майяри с холодным спокойствием посмотрела на советника.

– Мы заберём пять самых больших деревьев.

– Но… остальное? – старик искренне растерялся.

Будучи молодым и горячим, он обожал возиться с поделками, и многие кусты, травы и мхи в Саду были именно его творениями.

– Я и мой брат Ёрдел запечатаем Сад. Главы других общин помогут установить защиту на общину, чтобы защитить дома от разграбления.

Кажется, именно сейчас общинники поняли, что госпожа не шутила. Бледные испуганные лица обратились в её сторону.

– Через сто лет желающим будет позволено вернуться сюда. Закончим с этим. А теперь мне нужны родители мальчика по имени Илрай.

В толпе вскрикнула женщина, и Майяри мгновенно нашла её испуганное и обнадёженное лицо. Рядом стоял, видимо, муж, высокий, худой, дочерна загоревший мужчина с холодными голубыми глазами.

– Ваш сын вернулся тёмным, – бесстрастно заявила госпожа. – Вы готовы принять его назад?

Женщина в ужасе прижала руки ко рту, но всё равно невольно качнула вперёд.

– Тёмный? – зашипел её муж, но под равнодушным взглядом госпожи задавил возмущение и довольно сдержанно ответил: – Вы знаете наши традиции. Тёмный, значит, мёртвый.

– Аран, – умоляюще протянула женщина, – наш Илрай.

– Отданное тёмным не может вернуться в мир живых, – лицо мужчины исказила искренняя печаль. Его младший сын родился очень сильным, и старейшина пророчил ему блестящую судьбу. – Проклятые хаггаресы…

Майяри пристально посмотрела на женщину, а та, плача, на мужа. И горестно всхлипывая, шагнула назад, к нему.

– Хорошо, я скажу, что вы умерли. Можете расходиться, – и сама развернулась к воротам.

Уже за воротами ухмыляющийся Вахеш спросил её:

– И чтобы ты делала, если бы кто-то всё же воспротивился?

– Позволила бы остаться, – пожала плечами Майяри. – Но не воспротивились же.

В лагере уже царил шум. Майяри настороженно посмотрела на сонную бабушку, которая следила за господином Борвидом недовольным, но уже более-менее терпеливым взглядом. Как на неизбежное и в целом вполне приемлемое зло. Весь прошлый день она только спала, ела и плакала, а вечером почему выказала желание познакомиться с мальчишками, крутящимися у того же костра. И в особенности в самым младшим. Смотрела на него с такой надеждой, что Майяри забеспокоилась, не двинулась ли женщина умом. Но потом поразмыслила, пофантазировала и решила, что маленький мальчик мог напоминать бабушке утерянного сына. Хотя какое сходство может быть между годовалым ребёнком и пацаном пяти лет от роду?