Тут обрывки картинок начали вращаться с бешеной скоростью, так и эдак складываясь и разлетаясь: старший сын в роду и сильный маг, лучшее образование и большие знания, отсутствие детей, древний возраст и не слишком дряхлая внешность, погружённость в себя и самодостаточность...

– Расскажи, дед, - нелепая детская просьба, но удержался я не смог.

– «Быть всё время рядом со своей женщиной» в той легенде означало мгновенно перемещаться к ней. Именно это, а не то, что все в роду называют «пришит к юбке».

Я отвёл глаза в сторону, хоть старик вряд ли мог видеть сквозь дым. Среди двоюродных и троюродных братьев я был первым, кто дразнил младших за трусость этими самыми словами - «пришит к юбке». Имел в виду, конечно, маменькину юбку, почти в открытую таким образом объявляя родственничка трусом.

– Это магия какая-то?
– спросил, уходя от неловкости.

– Нет. Это наше внутренне свойство. Ты разве ещё не понял?

Как же, не понял я! Вернее, догадался. Меня за несколько недель этих перемещений ни разу не засекли на территории, где магия была под запретом. Наверное не дураки делали контролирующие магические контуры в академии, обнаружили бы. И если не сразу, не на первом перемещении, то на втором-третьем уж точно.

А уточнил только чтобы знать наверняка.

– А когти как к этому относятся?

В дыму появился «глазок», через который пристальный взгляд прощупал меня, обмял и даже будто потыкал чем-то твёрдым.

– Когти?
– задумчиво протянул дед.

– Да, ногти иногда чернеют и похожи становятся на когти.

– Ммм... Было что-то похожее, но что бы прямо совсем когти... А скажи мне, сынок, как ты оказался возле неё?
– спросил глаз подозрительно.

– Всегда ночью. Оказывался рядом, где бы она ни была, - вспомнилось, что и в комнату в Академии, и в доме Делегардовых попадал одинаково легко.

Глазок в дыму стал размером с тарелку, и уже два глаза смотрела на меня с жёстким, каким-то колючим подозрением.

– И что, даже не однажды?
– настороженно уточнил он.

– Ну я не считал...

И призадумался. Сколько же их было, этих перемещений? Попробовал вспомнить и пересчитать, но сбился. И следующий вопрос отвлёк меня:

– А что с когтями? Тоже ночью?

Дым опять сгустился и заклубился активнее. Я даже улыбнулся, вспомнив моменты, когда появлялись когти.

– Злила она меня очень. Она, дед, парнем прикидывалась. И я когда думал о ней, ещё не зная, что этот выскочка - моя Лиззи, страшно злился. Вот и стали прорезаться. Значит, дед, у тебя тоже такое было?

– Ну прямо до когтей не дошло, но перенос был.

Вроде и голос был такой, как всегда, - спокойный, не громкий. Но... Может послышалось? Будто надсаженый криком, горем или болью.

– Значит, ты тоже...

Курт не ответил. Опять долго молчали среди дыма. Забытый завтрак стыл, а я глядел на него, и не чувствовал голода. Задумчивые мысли бродили в голове, то пиная настроение вверх, как мяч, то проваливая его вниз, словно камень. Вспоминался профиль Лиззи, подсвеченный солнцем, её зло прищуренные глаза, едкие слова, жесты...

От мыслей меня оторвали слова, неожиданно прозвучавшие в курительной:

– Я встретил её случайно. Обедневшая дворянка, с хорошим образованием и вкусом, служила в помощницах у портнихи. Она прибыла с мастерицей к нам в дом, чтобы обшить матушку к новому сезону.

Тихий, не похожий на дедов, хриплый голос привёл меня в замешательство. Я прислушался и даже оглянулся. Это точно он, больше было некому.

– Самый первый её взгляд, и всё в мире замедлилось, как муха в киселе. Упустить такое я, конечно, не смог. Пара дней, и я привычно покорил её сердце, как сердца многих и многих до неё. Пара ночей в каморке на этаже слуг не стали откровением. Да и когда она уехала вместе с портнихой, я позабыл о ней.

Ничего не понимаю. Забыл? Курт, не видимый за стеной дыма, длинно выдохнул

– Позабыл, да только ненадолго. Когда на душе было муторно, я находил её в городе как по волшебству, хотя магию не применял. Просто бродил, задумавшись, по улицам, а приходил в себя от того, что стою на её пороге. Приходил, чувствуя вину, и оставался. Она меня принимала. С тихой улыбкой, ласково, нежно, как если бы любила. А потом я снова уходил.

Кресло заскрипело под стариком, он закряхтел почти с тем же скрипучим звуком, усаживаясь, очевидно, поудобнее.