Ещё никогда мне не доводилось видеть гранд-мэтра таким.

Нет, солидным он был всегда. Ну за исключением тех случаев, когда речь шла о свежей идее. Тогда он становился словно сеттер, сделавший охотничью стойку. А вот таким, как сейчас, - не видела никогда.

Сейчас он был очень строгим. Даже суровым.

Ещё бы!

Марая своим нападением ставила под удар всю семью, весь свой род. Такой выверт девчонки, и неважно, что лет ей ещё мало, грозил не просто наказанием самой Марае, но и всей её семье. И гранд-мэтр сейчас стоял перед серьёзной проблемой: оправдать дочь и обеспечить ей более или менее нормальное будущее или пожертвовать её будущим, обеспечив будущее всего рода, в первую очередь своего наследника, Вольдемара.

– Нет, ваше сиятельство, мы с Мараей не ссорились, - отвечал староста, и его попытку встать, чтобы ответить высокопоставленной особе с должным почтением, пресёк императорский представитель, придержав за плечо.
– Я... Я разглядел нездоровую бледность на лице своей... знакомой — девицы Лиззи Арчинской. Я подумал... Мне показалось...

Да чего мне сейчас бояться? Он даёт показания, и у меня есть законная возможность, не скрываясь, смотреть на него, и я воспользовалась этой возможностью: пялилась просто неприлично.

Как же ему всё-таки досталось!

Выглядит совершенно больным, едва шевелит губами, на лбу собрались горестные морщины и заметно, как над верхней губой выступает пот.

Да ему же больно!

Хотя это странно, вроде заклятье в грудь ему попало, не в голову. Почему это он едва мычит?

И я встретилась взглядом с Зуртамским - именно в этот момент он поднял на меня глаза.

– Мне показалось, что Лиззи обручается по принуждению.

Интонация была ровная, но в словах я услышала вопрос. Вопрос, а ещё боль, тревогу и ещё что-то, что я не могла опознать вот так, сразу. Но сделала возмущённое лицо и только тихо сказала «пфф» - вот ещё! А мой «защитник» будто спорил с кем-то (уж не со мной ли?), проговорил, повышая голос и прожигая меня своим тёмным опасным взглядом:

– Да, показалось! Она не такая обычно. Она...
– наконец это взгляд ушёл в сторону, на князя,

– покорность - это не про неё.

Я от удивления приоткрыла рот. О боги ржавого железа, откуда у него такое глубокое знание моей натуры? А староста продолжил, запинаясь и заикаясь:

– И я... я хотел спросить у Лиззи, в самом ли деле она хочет замуж за Вольдемара.

Поименованный несостоявшийся жених сидел на стуле, чуть в стороне от нас с папенькой, почти обняв себя за плечи, нахохлившись, будто воробей на морозном ветру, и ни на кого не смотрел. И на имя своё не отреагировал.

– Что, прямо во время церемонии помолвки решили спросить?
– гранд-мэтр не удержался от вопроса явно личного характера, но императорский поверенный смолчал.

Может, ему тоже стало интересно?

– Я пошёл в сторону помоста, потому что Лиззи не услышала меня, - Зуртамский склонил голову, но не в знак покорности. Этот взгляд был скорее угрозой, и спокойствие его тона не могло никого обмануть.

– Но между вами и Лиззи оставалось не менее десяти саженей, когда вы мгновенно оказались перед ней. Как вы переместились так быстро? И почему Марая выпустила в вас заклинание?

Его сиятельство не просто соблюдал процедуру, ему было действительно важно это знать.

– Она не в меня его выпустила, - тяжело выдохнул Зуртамский.
– Она метила в Лиззи. И то, что предназначалось ей в лицо, из-за разницы в росте попало мне в грудь.

– Что?!
– Ольга Леоновна вскочила с места. Всё время разбирательства она сидела совершенно белая и застывшая, не сводя такого же застывшего, неживого взгляда с дочери.

– Этого не может быть! Какой ей прок был у...
– голос несчастной матери сорвался, но она взяла себя в руки, - убивать невесту собственного брата?

Зуртамский сморщился ещё больше, качнул головой и проговорил устало:

– Княжна ревновала. Она задолго до этого случая угрожала Лиззи, - и опять его совершенно горячечный взгляд упёрся в меня. Он будто требовал рассказать всё прямо сейчас.

Взгляды всех присутствующих скрестились на мне. Большей частью в них сквозило удивление, а у князя ещё и недоумение.

– Лиззи?
– спросил он требовательно.

Отец обернулся ко мне. Сложил брови домиком и чуть двинул ими, будто просил: «Расскажи, дочь! Давай! Не бойся, я с тобой».

Я поднялась в недоумении.

– Я не знаю, что говорить, - пожала плечом и сжала переплетённые в нервный узел пальцы.

Взгляд Ольги Леоновны был наполнен болью и надеждой, князя - суровой требовательностью. Вольдемар не смотрел ни на кого, и как и прежде, взгляд его блуждал где угодно, но точно не в гостиной родного дома. Куда смотрел Зуртамский, я не знала.

На него я не хотела смотреть и не смотрела!