Я всё ещё испытывала неловкость, но теперь ещё и страстно желала стукнуть старосту чем-нибудь тяжёлым. Например, гаечным ключом. Вот ведь защитник стоеросовый!

– Правда ли то, что Марая, - князь кивнул в сторону дочери, всё так же неподвижно сидевшей у двери, но уже с более осмысленным взглядом, - угрожала тебе?

Я снова взглянула на княгиню. Солгать я не могла - присутствие императорского поверенного и артефакт записи явно препятствовали этому, но видеть муку на её лице я тоже не могла. Отвернулась, опустила глаза на свои пальцы, что уже занемели в скрюченном положении. Отец тихонечко пожал моё запястье в знак поддержки.

И я кивнула.

– Да, правда.

И мысленно попросила прощенья у Ольги Леоновны.

– Расскажи, как и когда это было, в чём была причина.

Я перевела дыхание и, ни на кого не глядя, ответила:

– Первый раз - в доме у князя Делегардова...

– То есть это было не однажды?
– строгий тон его сиятельства пробирал колючками по спине и требовал ответа.

Я кивнула, ни на кого не глядя.

– Да. Первый раз - когда я, готовясь к императорскому балу, бывала у вас, ваша сиятельство несколько раз. Это было угрозой в прямом смысле, даже ультиматум. А второй раз...
– у Ольги Леоновны взлетели вверх брови, и я это заметила, как не отводила глаза. Да, похоже, её сиятельство не знала, что птенчик, выросший под её крылом, вовсе не птенчик, а крокодильчик.
– Второй раз это была именно угроза расправы, даже с небольшой демонстрацией магических возможностей. Это было в коридоре у портальной залы в самой Академии, я как раз спешила туда, чтобы перейти во дворец императора. Причина же...

Я покусала губу, помялась, уставилась в потолок, но всё же выдавила:

– Причина заключалась... в студенте Зуртамском. Марая считала его своей собственностью, заявляя, что он принадлежит ей, и требовала, чтобы я на него не зарилась.

Черты Ольги Леоновны исказились, а князь нахмурился, будто не мог понять, о чём я говорю.

– Но почему она тогда бросила заклятье в студента Зуртамского?

Я со вздохом ответила:

– Так не в Зуртамского она его бросала, а в меня. А Зуртамский просто переместился быстро и... прикрыл... меня, - договорила я совсем уж тихо.

– Подтверждаю, - кивнул пострадавший.
– Заклятье летело Лиззи в лицо. И если бы попало, то она скончалась на месте, а мне, получается, досталось в грудную клетку, и я выжил.

Я глянула на старосту.

– Да нет, Зуртамский, - про дубинушку стоеросового я, конечно, проглотила, но дальше не сдержала ехидства.
– Ты выжил потому, что у меня был защитный амулет, и он частично поглотил заклинанье. А вот если бы его не было, то...

И я прикусила губу - Ольга Леоновна почему-то казалась мне сейчас самой пострадавшей, и говорить, что её дочь легко могла стать убийцей, я не стала.

– Откуда такая уверенность?
– вдруг подал голос императорский поверненный, и поднимая на него взгляд, я увидела глаза Ольги Леоновны. Это были глаза не просто загнанной лани, это были глаза лани подстреленной, смертельно раненной.

Я горько улыбнулась, мысленно умоляя её сиятельство меня простить. Но вопрос поверенного требовал ответа, и я достала из волос покорёженную, оплавленную серебряную шпильку и протянула её господину, облечённому властью.

– Здесь, где сейчас оплавленная оправа, был один крупный и шесть мелких камней. Они были отшлифованы на поглощение деструктивных магических явлений. Теперь их нет, видите? Они выгорели. Полностью. А это были очень, очень-очень дорогие камни. И заклятье они с Зуртамским разделили. Так что смерть была неизбежна.

Потрясённая тишина была мне ответом.

И я глянула на Марайю. Она уже вышла из своего оцепенения, и взгляд её горел ненавистью, такой бешеной, такой лютой, что я не выдержала и закрыла глаза. Лишь бы только отгородиться, не видеть этого, спрятаться как можно дальше. Марая задвигалась, забилась на своём стуле то ли пытаясь вырваться, то ли просто встать.

– Давайте дадим слово и девушке. Нужно быть объективными. Возможно, у неё есть оправдание, - проговорил императорский поверенный, привлечённый этим движением.

Неужели? Неужели юной княжне поверят больше, чем мне?

Путы, сдерживающие Мараю, ослабели настолько, чтобы она поднялась со стула и смогла говорить, но не могла свободно двигаться.

– Это всё из-за неё! Из-за неё пострадал Эрих! Она должна была получить всё, но и здесь прикрылась. Она отняла у меня любимого!

– Лиззи!
– это уже гранд-мэтр возмущённо обратился ко мне.
– Вы строили глазки Зуртамскому, собираясь выйти замуж за моего сына?!

Виновата ли я в том, что строила кому-то глазки? В том,что согласилась на помолвку? В том, что не погибла? Или в том, что глупая девчонка, что пыталась убить меня, сейчас окончательно разрушала свою жизнь, вела себя недостойно, доказывая свою злонамеренность, а её отец возмущается не её поведением и словами, а моими якобы некрасивыми поступками?

Я глянула на папеньку, что сидел рядом. Его круглое лицо было повёрнуто ко мне, он легко улыбнулся и проговорил одними губами: «Мы проживём и без них». Ах, папенька! Я это уже поняла.