– Сколько?
– шепнула мне на ухо королева, сохраняя на лице фальшивую маску светской любезности и благодушия.

Я очень хорошо понимала её волнение. Хранитель, выйдя из алтаря, помня моё предупреждение, не сказал ни слова о благословении стихий. И если кайгены не разбирались во всех тонкостях магического ритуала, то Эуреза сразу поняла: что-то пошло не так.

Незаметно отогнув край перчатки на левой руке, я показала матушке появившийся на запястье знак, и глаза королевы на миг расширились, заполняясь сиюминутным ужасом и неверием. Заботливо поправляя на мне фату, она бросила косой взгляд на Горда Четвёртого и его племянника, с тревогой ожидая, какой будет реакция правителя кайгенов.

Либо в сочетании стихий Горд совершенно не разбирался, либо о проявляющихся на запястьях символах и вовсе не знал, потому что не проявил к ним никакого интереса. Даже руку своего родственника не посмотрел. Лишь обнял его по-отечески и отступил в сторону, вынуждая вернуться ко мне.

Обретая прежнее спокойствие и хладнокровие, Эуреза, как ни в чём не бывало, улыбнулась моему супругу, а затем и его королю:

– Я поздравляю всех нас с успешным завершением сделки! Теперь, когда соблюдены все условия, мы можем отпраздновать это событие! Во дворце всё готово для свадебного пира. Вы ведь не откажете мне в такой малости - выпить вместе с вами за счастье моей дочери? И позвольте ей провести последнюю ночь в стенах родного дома!

Я не знаю, был ли у этой просьбы королевы какой-то скрытый и неведомый мне план, но я от души была ей за неё благодарна.

Прекрасно понимая, что брачной ночи с кайгеном мне всё равно не избежать, я хотела провести её на своей территории, в свой комнате и постели. Где мне было бы не так стыдно и страшно ощущать себя беспомощной и унизительно-обнажённой.

Горд, взглянув на меня, коротко кивнул и белозубо улыбнулся королеве:

– Конечно, не откажу. Какая свадьба без пышного застолья? Я тоже с удовольствием подниму кубок за счастье жениха и невесты.

Эуреза благодарно улыбнулась в ответ, принимая от Горда галантно протянутую ей руку, а спустя несколько мгновений правители двух королевств следовали за мной и моим мужем будто два старых приятеля, ведя между собой милую и непринуждённую беседу.

У нас с кайгеном-супругом так не получалось. Видимо ни он, ни я не умели притворяться.

Взявшись за руки, как того требовали традиции, мы молча шли к карете, которая должна была отвезти нас во дворец, не испытывая желания даже взглянуть друг на друга.

При всей моей антипатии к мужу именно в этот момент я вдруг поняла, что он такой же заложник обстоятельств, как и я. Вынужденный подчиняться приказу своего короля и долгу перед сородичами. Наверное, для такого, как он, было жутко унизительным взять в жёны женщину, дважды пытавшуюся его прикончить. И всё бы было не так ужасно, если бы напоминание об этих событиях я не отпечатала на его морде, как фирменную метку, глядя на которую, каждый кайген знал, что их непобедимого мага избила сопливая девчонка.

Сочувствовала ли я ему? Нет. В данной ситуации себя я считала наиболее пострадавшей стороной. Не я напала на кайгена первой, и мне не стыдно за то, что защищала свою страну и честь, как могла.

****

Стоило двери нашего экипажа захлопнуться, а лошадям двинуться с места, вернулась моя запоздалая паника.

Мне с трудом удавалось взять себя в руки наедине с дикарём. Он был сильнее физически, магически, да и морально тоже, поскольку вряд ли глядя на меня испытывал какой-то доминирующий животный ужас. Я себя даже имя его не могла заставить произнести.

Бьёрн... Будто кличка звериная. Медвежья. А впрочем, медведь он и есть!

Кайген в карете ощущался неуместным. Мощный и плечистый он занимал собой почти всё её пространство, и когда на очередном ухабе ударялся плечами, головой или спиной в стены мне казалось, карета рассыплется под ним как деревянная коробочка.

Можете представить себе мои ощущения. Мне ведь и смотреть кроме него было больше не на что.

Скользнув взглядом по его ногам, обутым в высокие сапоги из яловой кожи, я неожиданно заметила на носках и голенище совершенно невероятное тиснение в виде цветочно-растительного орнамента.

В кожевенных гильдиях Эринеи существовало много искусных мастеров, но столь тонкой работы я ещё никогда не видела. Такая обувь стоила бы приличных денег и позволить её себе у нас могли разве что столичные вельможи.

Мысленно удивившись, откуда кайген мог её взять, я впервые стала разглядывать во что он одет, и чем больше смотрела, тем больше недоумевала.

Кожаные наручи и пояс варвара были сделаны в той же технике что и сапоги, в целом создавая образ единого комплекта. Причём исполненного в сине-коричневой гамме, выгодно гармонирующий с дублёной безрукавкой на шнуровке, словно влитой в необъятный мужской торс. Под неё кайген поддел кобальтовую стёганку, на которой вместо привычных квадратов или ромбов вышили сложный геометрический узор. Но самым красивым и необычным был кожаный наплечник варвара, выглядывающий из-под мехового плаща, неудачно сдвинувшегося с одного плеча, когда кайген пытался уместиться в карете. Доспех был объёмным и многослойным, а изображённая на нём голова оскалившего пасть зверя казалось настолько настоящей, что хотелось дотронуться до неё рукой и убедиться, что это лишь обман зрения.