Шрифт:
За окнами темнело, и в моей душе разливался точно такой же холодный безысходный мрак. Поэтому, когда мой супруг поднялся с места и протянул мне ладонь, собираясь увести в спальню для совершения действия которым по традиции должен был закончиться свадебный обряд, я была морально к этому голова. Мне казалось, ничто в моём равнодушном облике не выдаёт моих истинных чувств и... страха.
Если сохранять видимость хладнокровия меня учили с детства, то со страхом договориться было сложнее.
Он вился тонким чёрным язычком пламени где-то в глубине моего сердца и с каждым шагом приближающим нас с мужем к спальне, разгорался всё сильнее. Обжигал лёгкие, лизал горячим языком пустой желудок, подбирался к горлу и гудел в голове.
Муж замер перед самым порогом моих покоев, пропуская вперёд сопровождавших нас кайгенов, и я вздрогнула, услышав сдавленный крик Лютей, не ожидавшей появления вместо меня и мужа группы дикарей.
– Не трогайте её, пожалуйста!
– наплевав на гордость, взмолилась я, резко поворачивая лицо к мужу.
– Она всего лишь служанка, которой приказали ждать свою госпожу.
Из дверей моих покоев в этот момент высунулся один из провожатых и тихо сообщил:
– Всё чисто, оэн.
Молча ему кивнув, муж втянул меня внутрь апартаментов за руку, и я первым делом заметалась взглядом по сторонам, выискивая свою перепуганную служанку.
Несмотря на то, что Лютея забилась в самый дальний угол я всё равно видела её полные ужаса широко распахнутые глаза, сверкающие в полумраке, как у кошки.
Стараясь придать своему голосу как можно больше мягкости, я фальшиво улыбнулась девушке и спокойно произнесла:
– Ступай на кухню, Лютея. Поужинай. Ты мне сегодня больше не понадобишься.
Служанка затравленно взглянула на меня, потом на здоровенных кайгенов, стоящих на её пути к выходу, и срывающимся голоском пролепетала:
– Слушаюсь, госпожа.
Муж бесцеремонно подтолкнул меня к открытой спальне, не дав больше и словом обмолвиться с Лютеей, и когда, войдя за мной следом, закрыл за нами дверь, я почувствовала себя пойманной в ловушку мышью.
На голову обрушилась пугающая тишина. Сердце забилось в горле, отсчитывая, как секунды, шаги приближающегося ко мне мужа.
Он замер, нависая надо мной словно каменная глыба, щурясь, втягивая носом воздух, и сверкая своими невероятными глазами. В них вихрями закручивалось что-то непонятное и пугающее, не дающее мне и малейшего представления как на это реагировать.
Рука кайгена совершила медленное движение, на миг зависнув у меня над головой. Пальцы его вдруг ухватились за бриллиантовую шпильку, ловко выдернули её из причёски, а затем потянули одну из фальшивых кос, безнадёжно уничтожая созданную служанками красоту.
На пол посыпались разорванные нити жемчуга, подпрыгивая по паркету будто горох. А следом за ними мне под ноги стали падать шпильки и чужие волосы, искусно и заботливо вплетённые в мои.
Я словно впала в транс, пока кайген потрошил мою причёску. Лишь изредка вздрагивала, когда муж тянул за косы слишком сильно.
Мои короткие и чуть волнистые из-за укладки пряди, наконец, свободно рассыпались по лбу и щекам, щекоча кожу на висках затылке, и кайген, сделав шаг назад, впился в меня взглядом, рассматривая мой настоящий облик то ли с осуждением, то ли со злостью.
Кажется, сейчас я ему не нравилась ещё больше, чем раньше. Знать бы ещё почему.
Он вдруг начал развязывать свой пояс, и все мои мысли тут же вытеснила паника.
Я оглянулась назад, ища спасения в привычном уюте своей спальни, а натолкнулась взглядом на устланную белым вышитым бельём кровать, и сердце стало колотиться в груди так сильно, что стук его отдавался в голове и ушах.
С ужасом и отчаянием я ждала, что мужчина начнёт раздеваться. А потому, когда вместо этого он задрал свою стёганку и начал быстро разматывать длинную верёвку, умело намотанную вокруг его талии наподобие корсета, впала в ступор, не понимая, что вообще происходит.
В отличие от меня муж мой очень хорошо понимал, что он делает. Шагнув к окну, он ловко повернул щеколду и распахнул деревянную створку, впуская в обогретую камином комнату морозный холод ночи.
Перегнувшись через подоконник, мужчина поднёс к губам как-то по- особенному сложенные ладони и в темноту полетел звук, похожий на крик белой совы. Прошло несколько секунд, и с улицы вернулся точно такой же отрывистый пронзительный клёкот ночной птицы.
Я попятилась, начиная догадываться, что задумал супруг. А он, поймав на себе мой тревожный взгляд, ловко завязал петлю на конце верёвки и, вымораживающе спокойно глядя мне в глаза, пообещал: