– Мы пришли, - отозвался наконец мой муж.

Мне показалось, что в глазах его сверкнуло удовлетворение, и выглядел он сейчас как хозяин важно и с любовью оглядывающий свои владения.

– Это и есть Сивельгард?
– спросила я.

Кайген повернул ко мне голову, и на лице его читалась откровенная насмешка.

– Это лишь малая часть Сивельгарда, женщина. Запомни, твой дом теперь называется Эдерхейд! Здесь все подчиняются мне и слушаются моего слова!

– С чего бы это?
– вяло буркнула я, тоскливо разглядывая место своего пожизненного заключения.

– Потому что я их оэн!
– раздражённо выдал супруг и грозно добавил: - И не смей мне перечить при других. А то...

– Выпорешь, - не дала ему закончить я.
– Помню.

Шумно вздохнув, кайген потянул меня за руку и мы стали спускаться к городу по длинной, вьющейся полозом дороге, заснеженной, но хорошо утоптанной, будто по ней ездили и ходили много и часто.

Чем ближе мы подходили к жилым постройкам, тем сильнее у меня в груди частило сердце, как будто ему было не всё равно, куда меня ведут. Я пыталась себя убедить, что не волнуюсь и мне совершенно не страшно, но получалось из ряда вон плохо. Нервы натянулись словно струны и я напряжённо косилась по сторонам при каждом подозрительном шорохе.

Стоило нам пройти несколько домов, как откуда-то сверху раздался громкий возглас:

– Идут!

Я занервничала ещё больше. Меньше всего мне хотелось, чтобы на меня всем миром пялились, как на диковинного зверя, которого вывели на потеху толпе. Только тут с моими желаниями считаться никто не собирался, потому что за поворотом началась широкая улица и вдоль её дороги уже стояли люди - кто за невысокими бревенчатыми заборами своих домов, а кто и перед ними, видимо желая разглядеть меня повнимательнее и поближе.

Я наконец-то увидела, как выглядят женщины кайгенов и их дети, поскольку по большей части именно они и пришли на меня поглазеть. Детвора, раскрыв рты, но соблюдая дистанцию, семенила за нами следом, а их матери провожали меня недобрыми взглядами, совершенно не скрывая свей неприязни ко мне даже при их оэне.

– Дохлые что-то нынче магички пошли, - вдруг громко высказалась вслух высокая смуглая красавица с длинными чёрными косами, что сложив руки на своей пышной груди, стояла впереди всех, бесцеремонно осматривая меня с головы до ног.
– Ни рожи, ни кожи! И глянуть-то не на что!

– Ещё и белоручка поди!
– поддакнула подпирающая её плечо подруга - тоже рослая, чернобровая да краснощёкая.
– Ты на перчатки её посмотри! В таких только за мубрами ухаживать или котлы чистить!

В толпе послышались ехидные смешки. Я скосилась на мужа, но, не заметив у него никакой реакции, крепче стиснула зубы и окатила волной презрения наглых девиц.

– Гляди-ка, а Бьёрн-то ей уже и косу успел отрезать!
– насмешливо послышалось с другой обочины дороги.

– Видно яблочко с червяком попалось, - тут же предположил кто-то ещё.

– Да гнилое оно насквозь!
– полетело в ответ.

Со всех сторон на меня посыпались оскорбления и насмешки. Дети тыкали в меня пальцами, женщины плевали вслед, мужчины же просто молча наблюдали за всей этой трепотнёй издалека, не вмешиваясь и не затыкая ртов своим базарным бабам. Впрочем, чего я ждала от них, если мой собственный муж вступаться за меня тоже не собирался. Тянул меня за собой по дороге и делал вид, что глухой.

Ярость подымалась во мне жгучей волной, опаляла гортань и горячила кровь. То есть вот для чего он мне сказал, что у них женщин с отрезанными косами с позором водят по улицам?

Ну что ж, предупредил и на том спасибо.

Я шла коридором позора, гордо вскинув голову и отрешённо глядя вперёд, словно меня вся эта грязь не касалась. Эти люди меня ненавидели. Не стану лукавить, в этом у меня с ними была абсолютная взаимность.

Кайген вдруг свернул направо и остановился перед низким частоколом, как мне показалось больше огораживающим территорию, чем служащим для её защиты.

Я подняла взгляд и от удивления едва не открыла рот, обнаружив у калитки беззастенчиво разглядывающего меня парня. Если он считался кайгеном, то его смело можно было назвать белой вороной в стае своих сородичей, вернее - рыжей. Никогда ещё я не видела таких красивых мужчин. И дело было даже не в правильных и утончённых чертах его лица, а в какой-то солнечной ауре, окружающей его высокую фигуру. Его огненно-золотые волосы, заплетённые на висках в тонкие косички с нанизанными на них серебряными колечками, мягкими волнами падали на широкие плечи, и в пронзительно-синих глазах отражался зимний день, такой же ясный, как его лучезарная улыбка, совершенно точно адресованная мне.