Я присела на край кровати. И что делать с Мишелем? Пока что я для его – надоедливая заноза. А ведь надо хотя бы научить его читать и писать. Может, он умеет,конечно, только говорить не хочет. Во всяком случае, когда Джесси был маленьким, мама сама учила его, а я наблюдала. Может,и у меня получится? Надо взглянуть, что за учебники есть у Шелла. Пока что я обратила внимание только на корешки. Но сегодня пусть хотя бы привыкнет к моему присутствию.

И все же даже на седьмом верхнем меня не покидало ощущение, что за мной непрерывно наблюдают. Мне то и дело хотелось обернуться, но я боялась увидеть призраков, о которых говорил Мишель. Оттого, что они безобидны в его понимании, легче не становилось.

Что же, с вещами было покончено. Надо идти к Мишелю, что-то он притих. Но вопреки опасениям мальчик нашелся в игровой комнате. Он сидел на полу и тихонько с кем-то разговаривал.

– Шелл, – позвала я.

– , Рози, - обернулся он, а затем сказал кому-то невидимому: - Это Рози, она будет присматривать за мной.

– С кем ты разговариваешь?
– спросила я осторожно.

– Это Николь, – представил Шелл невидимую подружку. – Только она не хочет тебе показываться, стесняется.

– Приятно познакомиться, Николь, - сказала в пустоту и вздрогнула,когда до меня долетел едва уловимый девичий смех.
– Сколько лет твоей подруге, Шелли?

– Восемьдесят шеcть, – передал Мишель. – Или навеки двадцать, как тебе больше нравится.

О боги… на была младше меня, когда умерла здесь, в Атеррасе. Как страшно!

– Ты побледнела, Рози, – заметил Шелл.

– Мне что-то дурно, - призналаcь тихо.

– Поэтому Николь и стесняется. Говорит, вы, живые, плохо переносите вид мертвых.

– Прошу прощения , если обидела ее.

– Нет, не обидела, - заверил Шелли.
– Наоборот, мы их больше забавляем, чем обижаем. Николь говорит, без живых в тюрьме было бы скучно.

Да, скучно… Я села в кресло и замерла неподвижно. Кажется,так и сидела до самого ужина. Шелли ужинал в гостиной. Руки Тайнеке и Лиси вплыли в комнату, поставили на стол тарелки с рагу и тушеным картофелем, затем исчезли и вернулись уже с чистыми приборами для нас с Шеллом,и в третий раз – с двумя чашками чая. Я убедилась,что мальчик поужинал. Самой же кусок не лез в горло. Ощущение чужого взгляда не исчезало, как бы ни пыталась избавиться от него.

– Мне пора идти, – cказала малышу,когда посуда так же быстро исчезла со стола.

– Куда?
– спросил Шелли.

– Разносить еду заключенным, - ответила я.

– Можно с тобой?

– Нет, малыш. Твой папа не одобрит. Подожди здесь, хорошо?

Мальчишка недовольно фыркнул, нo остался на месте, а я вышла в коридор и прислонила артефакт к стене. Что-то щелкнуло,и в стене будто открылась дверь. Ступеньки круто ухoдили вниз и, как оказалось, вели прямо к кухне. Меня уже ждала тележка с едой, и я поспешила на третий нижний уровень.

После утреннего шума здесь было на удивление тихо. Заключенные будто погрузились в спячку. Лишь раз кто-то глухо вскрикнул,и я вздрогнула, едва не упустив наполненную едой тарелку.

Наверное, я никогда до конца не привыкну к Атеррасу. В этом месте можно только сойти с ума, но никак не выжить.

Наверх возвращалась в мрачной задумчивости. Руки приглашающе махнули в сторону столовой, но я лишь отрицательно покачала головой. Какая уж тут едва, если вся тюрьма, будто живой организм, следит за тобой?

Паучок снова открыл лестничный проход, и я медленно побрела на седьмой верхний. В голове царила сумятица. Хотелось снова разреветься, но разве от этого станет легче?

На седьмом этаже было тихо. Я прошлась мимо закрытых дверей на половину Армана, заглянула в игровую, но Шелли там не было. Не нашелся он ни в спальне, ни в кабинете. Мальчик исчез.

– Шелли! – громко звала я, стоя посреди гостиной.
– Шелл!

Тишина… Она пугала больше любых звуков, потому что означала одно – мальчика не было на безопасном этаже. Здравый смысл говорил, что нечего бояться. Мишель все время предоставлен сам себе,и до сих пор с ним ничего не случилось . Но разве здравый смысл имеет вес, когда вопит паника? В том-то и дело, что нет. А если малыш попал в беду? Если духи увели его куда-то в опасное местo? На тот же десятый верхний, откуда можно легко упасть. Духи ведь могут не понимать, насколько хрупок их друг.

Раздался тихий смех.