Буду рад я, когда увижу

Даже поздней порой ночной...

Знаешь ты, я тебя не обпжу,

При тебе я совсем ручной.

Я тебя, как никто, берегу,

Л беречь не могу.

Не смогу...

Мокнут, вянут озябшие пипки.

Шелестят монотонно дожди.

Ты случайно, пускай по ошибке,

Постучись как-нибудь, приходи.

Я запомнил их. Память у меня великолепная.

– Это как же понимать: "А беречь не могу, не смогу"? спросил я, пряча, как говорит Шеф, улыбку в ушах.

Она смутилась.

– Вам не нравится?

– Как-то уж очень без выкрутасов, несовременно, штучек не хватает... Он их на даче писал?

– У него нет никакой дачи, - сказала она обиженно.

– А на каком он живет, если не секрет, этаже?

– На восьмом.

– И пишет про дымоход? Про липы, которые в окошко стучат?

Она сказала совсем тихо:

– Он поэт...

– Знаете что, - спохватился я, - расскажите мне про вашу жизнь.

– Она такая маленькая.

– Ну, про школу...

Тема ей была близка.

Она подробно, с удовольствием рассказывала про свою школу, про какие-то школьные вечера, последний школьный рассвет у Москвы-реки... Так было хорошо и так сложно теперь: занятия вечером, библиотека днем.

И все шло мимо ушей моих. Я слушал добросовестно и почти ничего не улавливал. Как журчанье, как шелест окружающих нас листьев. Не знаю почему. Наверное, так вызывающе-великолепен был этот закатный лес. А может быть, наивные стихи увели мои...

Она, по-моему, тоже, как я, невольно поняла вдруг этот разлив, немую звонкую тишину красок и что-то еще, заставляющее нас умолкнуть.

Ладушка вдруг притихла. Березовый нежный свет упал на ее лицо. Пнликнула добрую песенку одинокая пичуга в сенокосном аромате, в гуще, среди белых стволов и красных оранжевых пятен...

Но вечер по-летнему теплый, березы высокие, небо в осенней дымке полоснула вдруг невероятная, нечаянная, совсем летняя гроза.

Я не знаю, что было бы, если бы на помощь не пришел дождь. Ну кто его просил, не было печали...

Говорят, это модно в книгах, такие дожди. Ни одна такая встреча не обходится в них без проливного дождя. Говорят, это красиво, когда льет он, дождин... Ничего хорошего... Но кто мне поверит? Я ничего не придумал. Дождь и в самом деле полил нежданный, оглушительный, как веселое весеннее половодье.

Сокольники зазвенели.

Взъерошилась, полетела, сверкнула блестками золотая кутерьма листьев, дождя и свежести. Забрызганная, мокрая Лада втянула меня под крышу тесной беседки, невольно прижалась ко мне и затихла.

Я поцеловал ее, как целуют, наверное, ребятишек.

Нежность, всей нежности нежность вошла в меня вместе с грозовым дождем и запахом алых листьев, с открытыми, почти плачущими родными глазенками.

– Ты самый хороший... ты самый... меня еще никто... никто...

Так нежданно, так светло.

Надо хорошенько продумать все...

Вот начеркал эти слова и поймал себя на мысли, что "продумать" вполне можно было бы отнести к моему свиданию с Ладой, ко всему, что осталось на нескольких последних страницах дневника...

Но я совсем о другом. Случилось такое, чего нельзя было просто выдумать, не то что предположить. Поэтому все остальное для меня как бы не главное, все отодвинулось вдруг, отложилось на какое-то неопределенное время. Сегодня главное листок пожелтевшей бумаги с чертежом и выкладками деда.

Что в них? Что изменило ровное тиканье времени? У нас по этому случаю был настоящий служебный переполох.

Рассказывают: один изобретатель велосипеда бухнулся головой о каменную стену, когда узнал, что велосипед уже изобретен месяц назад... Я похож на этого изобретателя, но шарахать в стену я не буду. Потому что в моем случае "велосипед" изобрел мой дед. А я люблю старика, хотя никогда не видел его живым. Он погиб лет за двадцать пять перед моим рождением. И я не виноват, я повторил то, что нашел когда-то мой дед. Нашел, а другие потеряли. Потеряли наглухо, навсегда, и мне пришлось идти вслепую, заново.

С этой минуты найденное мной будет уже не моим, будет еще одним открытием деда.

Но вечная слава Поиску! Тем более что поиск продолжается. Дед намекает на пять формул, а я знаю только две. Одна из них врезана карандашом в потускневший от времени листок. Абсолютно моя формула! Остальные четыре должны были быть на следующей странице. К нам попал обрывок записей. Уверен, что среди этих четырех есть и моя вторая. Не может быть иначе! Моя вторая. Но там еще три.

Какие? Вот о чем думать надо. Голова идет кругом. Какие? Что значит его чертеж? Вот он: