— Тссссссс, — прошептал он, — я слишком долго хотел этого, чтобы теперь спешить. — Он провел рукой вверх по ее спине, очерчивая пальцами каждый ее позвонок, ловя себя на мысли, что до сих не верит, что это происходи в действительности. Он ловил каждое нервное дыхание Николь на свои прикосновения и это заводило еще сильнее. Он давно уже протрезвел, эмоции и чувства вытеснили весь хмель из крови, заменив его страстным желанием обладания. Он зацепил подол платья и медленно потащил его вверх, замирая от нежности. — Как же я хотел снять с тебя это платье, лишь увидев тебя в нем! А когда посмотрел на твою оголенную спину, то понял, что не смогу не дотронуться! — шептал он прерывистым голосом, отбрасывая платье в сторону и целуя Николь в живот. Он осторожно положил ее на спину на кровать, провел едва касаясь пальцами по ключицам, далее обвел грудь по чашечке бюстгальтера, спустился вниз по ребрам к животу, очертил кружок вокруг пупка. Николь выдохнула воздух со стоном, выгнулась навстречу его рукам. Александр упивался тем, что он видел, впитывал всей кожей то, что чувствовал под своими пальцами. — Твои коленки, как же хотел дотронуться до них, когда мы ехали в машине, накрыть их вот так ладонью, они такие маленькие, эти чашечки, — он погладил ее коленки, потом сполз ниже и поцеловал их, очертил языком. Николь никогда не чувствовала ничего подобного, ее сердце сжималось тисками от нежности, и казалось, что еще немного и оно не выдержит, разорвется на мелкие кусочки от всех тех чувств, что пробуждал в ней Александр своими прикосновениями. Ее тело тянулось за его руками, за его сладкими и такими томными, неспешными ласками. Он разжигал под ее кожей огонь так умело и так беспощадно.

Николь не заметила, как они оба остались без одежды. Она лишь видела его смуглое крепкое тело, ощущала под ладонями мышцы, что перекатывались под кожей, как он вздрагивал от каждого ее прикосновения, как их пронзало током там, где кожа касалась кожи. И еще его глаза, бездонных два омута, что тянули за собой в пучину наслаждения, потери контроля и бесконечного удовольствия.

Казалось его руки и губы были везде, на ее теле не осталось ни одного обласканного им миллиметра кожи. Он то воспламенял ее своими смелыми ласками, то успокаивал едва ощутимыми прикосновениями. То доводил ее до предела, вот-вот готовую взорваться, и тут же отступал, заставляя балансировать в изнеможении на грани и не давая ей пересечь ее. Николь стонала, кричала, кусая губы, царапая его плечи и спину.

— Пожалуйста, — в какой-то момент не выдержала она, выгибаясь ему навстречу, — пожалуйста, Александр! Возьми меня! Я не могу больше… Александр!

И он сорвался вновь, услышав свое имя, которое она выдохнула рваным дыханием. Он вошел в нее резко, одним движением. Николь вскрикнула от острого наслаждение, что пронзило ее тело. Да, вот так, все правильно, все верно!

Волна удовольствия накрыла обоих одновременно, сначала окутав темнотой и оглушительной тишиной, а потом взорвав на осколки окружающий мир. Стон и крик, смешавшиеся и осыпавшиеся на два обнаженных сплетенных тела, подрагивающих в объятиях друг друга, были самыми лучшими звуками этой бесконечной, бездонной ночи.

А потом было утро и пробуждение в его крепких руках и снова ласковые прикосновения, что сводили с ума, отключая разум, заставлявшие только чувствовать, только жить ощущениями, эмоциями, желаниями.

А потом была дорога домой…и сцепленные всю дорогу руки…и бесчисленные остановки, чтобы вновь прикоснуться, поцеловать, обнять, заставить забыться…вырвать у безжалостной жизни еще пару мгновений, пару минут, секунд.

Ему казалось, что он больше не сможет дышать. Она его возненавидит, но пусть так…пусть!

А потом его взгляд, полный боли, и слова, режущие по сердцу до крови: «Прости…» и все, никаких объяснений, лишь ощущение, что что-то умерло безвозвратно.

Николь стояла на ступенях университета, как всего лишь сутки назад, смотрела на уезжающую машину мистера Смарта…и понимала, что ничего не чувствует…внутри была лишь пустота…холодная…черная пустота.

Как быстро может измениться жизнь…каких-то двадцать четыре часа…а уже никогда и ничего не будет прежним…как, например, вчера!

Глава 37

Мы сидели с Николь в арт-кафе, точнее лежали на пуфах. Я договорилась с хозяином, что он разрешит нам принести алкоголь. Обычно в подобных заведениях разрешаются только безалкогольные напитки. Но нам нужно было поговорить где-то вне студенческого городка.

— И что дальше? — спросила я.

— А ничего. Подъехали к дверям университета, он поворачивается ко мне и говорит: «Николь, прости! Ты поймешь потом. А сейчас просто — прости!» и смотрит как побитая собака.

— Мистер Смарт? — воскликнула я.

— Нет, дядя с переулка. — она вздохнула, задумчиво глядя в бокал, как будто пытаясь там увидеть нечто такое, что даст ей ответы на вопросы. — Что я должна была понять? Что между нами ничего невозможно? Что он струсил? Что он не захотел меня больше? Что он, наконец, наигрался в свои дурацкие игры? Партия окончена, финита ля комедиа!

— А ты пыталась с ним связаться? Поговорить? Чего себя зря изводить!

— Пыталась. — Николь закрыла лицо руками. — Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети. — процитировала она скрипучим голосом.

— Трус! — с чувством произнесла я.

— Но почему?! Почему? Что произошло? Почему он вдруг так резко переменился? Пока мы ехали, все было так хорошо, — проговорила подруга грустным голосом, — я вообще думала, что мы никогда не доедем. Так сладко, Эмили, мне никогда не было так сладко. — ее голос дрогнул, и я обняла ее за плечи. — А потом бац и как мыльный пузырь, все лопнуло в одно мгновение. Я вообще сначала не осознала, что он мне сказал. Вылезла из машины, не помню, как вещи забирала, как в тумане все. А потом только вижу, как его машина со двора уносится. И все.