Я бросил стопку бумаг, которые взял с собой, на липкий столик. Набросок Зое соскользнул и плавно опустился на пол. Я попытался уловить ее разъяренное выражение лица, то напряжение, перед тем как она начала бить парня в кожаной куртке. Но рисунок не слишком удался. Я поднял его и положил в стопку к остальным, затем вытащил ручку и сосредоточился на кодексе.

«Мы защищаем», написал я и поставил знак вопроса. «Мы никогда не убиваем сородичей. Наше существование - тайна, наше место в тени, в молчании. Мы либо ретируемся либо занимаем пространство. Каждый за себя, никто за всех. Но все защищают тайну нашего рода. Закон пантеры».

Я задумчиво рассматривал кодекс. И как это часто бывало, он и сегодня показался мне нереальным. Как пережиток давнего прошлого. Сегодня мне больше чем когда либо раньше показалось, что чего-то не хватает. Взяв ручку, я записал собственные соображения:

«Ни один закон не работает без наказания. Но что, если кто-то убивает и ничего не происходит? Кого защищать? Почему? Почему мы такие? Кого это касается? Или», - добавляю я, - «мы все уже наказаны?»

Это длилось уже пять часов. Я так вымотался, что уже хотел вернуться на свой пост под окном, как вдруг увидел Рубио, едущего в инвалидном кресле к заправке. Он действительно был дряхлым, а тело сморщенным и лишь острые коленки выглядывали из коляски. По ним можно было понять каким высоким он был в молодости. Он медленно ехал к холодильнику с напитками. Я даже был в некотором роде разочарован, так как представлял его себе не таким немощным. Может, Гизмо все-таки прав? И это всего лишь старый человек? Да еще и пугливый старый человек. Он постоянно поглядывал на стеклянную дверь и с опаской осматривал улицу, как будто боялся, что его кто-то преследовал.

Я заметил у него на шее подвеску - своего рода пластиковый шнур с красной кнопкой. Кнопка вызова скорой для одиноких пожилых людей? На мгновение я даже хотел оставить его в покое. Но только на мгновение.

Рубио с трудом поднял и поставил себе на колени упаковку пивных банок и направился к кассе. Я не слишком торопился собирать вещи и идти за ним на улицу. По привычке (никогда не следуй за одним из нас напрямую), я сделал круг, пошел на параллельную улицу и стал прислушиваться к звуку его инвалидного кресла. На расстоянии нескольких метров от его входной двери, я снова вышел на улицу. Сзади он выглядел еще более худым и немощным. Последние метры до дома, очевидно, стоили ему больших усилий.

Вдруг он резко остановил инвалидную коляску. Расправил плечи и выпрямился так, как будто кто-то потянул его за невидимые нити. С шипением выдохнув, он одним рывком развернулся. Никогда бы не подумал, что в инвалидном кресле можно так быстро и мобильно передвигаться. А его взгляд... он не искал меня им, а сразу же пригвоздил к месту.

– Прекрати, наконец, выслеживать и красться за мной! Оставь меня в покое!
– это не было похоже на пугливого старика. Его голос был как раскат грома, глубокий и сильный. Резко повернувшись назад, он продолжил свой путь. Еще пять метров до двери. У меня не было времени, чтобы удивляться. Обогнав его, я встал между ним и дверью.

– Рубио, я - Джил. Мы должны поговорить.

– Я ничего не должен,- крикнул он.

– Ты не слышал, что случилось с Барб?

– Кто об этом не слышал? Ну, и что? Какое мне до этого дело?

– Я думаю, ее убил один из нас. Мне кажется, это был Морис. Он и на меня нападал и мне...

– Какой толковый новичок у нас в городе, - грубо прервал он меня.
– Еще раз, для протокола: Какое... мне... до... этого... дело? Да хоть съешьте друг друга на завтрак.

Ну, это не было похоже на старческий маразм.

– Мне кажется, это скорее твое хобби, - резко ответил я.
– Ты же уже нарушал кодекс, верно? Иначе, почему Барб называла тебя " кромсатель глоток"? Ты... правда, уже убил одного?

Он удивил меня звонким, саркастическим смехом, перешедшим в кашель.

– Одного?
– с издевкой спросил он.
– Десятки! А если ты не уйдешь с дороги, то можешь стать следующим.

Он собрался ехать дальше, но я сделал шаг в сторону и преградил ему дорогу. Я нервничал, но это была единственная возможность.

– Я хочу понять некоторые вещи, - сказал я.

– Понять!
– он почти с презрением "выплюнул" это слово и при этом запрокинул голову назад, как будто смотрел на меня свысока.
– Мне не нравится твой акцент. А лицо еще меньше. Иностранец, да? Ты здесь нелегально? Ты нервничаешь, когда из-за угла появляется полицейский.

Я думал, в этой игре наблюдателем был я, но, очевидно, Рубио также наблюдал за мной из окна. Действительно, однажды я спустился в туннель метро, когда увидел двух полицейских, идущих по площади.

– Даже если и так, - сказал я.
– Какая теперь разница, есть ли у меня действительный паспорт? Для меня нормальная жизнь закончилась.

Рубио сощурился. Я знал, что он очень хорошо видел, однако его взгляд казался не четким, как будто мужчина смотрел не только на меня, но и на что-то рядом со мной, сзади и впереди меня.

– Моя жизнь закончилась, - передразнил он меня подчеркнуто плаксивым голосом.
– Жалость к себе - это красивая, ласковая любовница. Сделай одолжение, только не начинай реветь.