— Ничего, — пожимаю плечами, падаю на постель и подгребаю строптивую жену под себя. Приходится для этого ловить ее за щиколотку. — Я и жду. Спать — еще не значит трахаться, Доминика, тебе как замужней женщине стыдно такого не знать.

Она замирает, а я обнимаю ее и зарываюсь лицом в до боли знакомо пахнущие волосы. Шелковый топ пижамки под руками, шелковые шортики под моей ногой, которой я для надежности прижал свою маленькую, хрупкую жену. И шелковые волосы, которыми я готов дышать до утра.

Я знаю, что легко не будет. Ни засыпать, ни просыпаться. Я хочу ее, хочу до ломоты в паху и до болезненного звона, но еще больше я хочу обнять ее и проспать всю ночь, чувствуя, как грудь щекочет ее теплое дыхание. И как она прижимает ко мне маленькую теплую ладошку.

— Я два с половиной года об этом мечтал Доминика, — говорю ей в затылок, — и тебе легче меня убить, чем прогнать.

Она молчит, но и не отбивается. И тогда я нахожу ее ушко и шепчу:

— Я тебя люблю, Доминика. Как умею, так и люблю.

Мне снился очень хороший сон, я не помню, о чем, помню только свои ощущения. И когда открываю глаза, они никуда не деваются, потому что мои руки обнимают талию Тимура, а сама я прижимаюсь щекой к его груди.

Первая мысль — отпрянуть, отползти, но понимаю, что это невозможно. Меня крепко обвивают руки Тимура, а сверху придавливает его нога. В живот упирается утреннее мужское желание, и стоит начать шевелиться, Тимур проснется, а дальше… Я слишком хорошо знаю, что будет дальше.

Мы уже это проходили, и секс — последнее, что способно сблизить двух людей, находящихся настолько далеко друг от друга. А вот просыпаться так мне нравится…

Расцепляю руки, осторожно веду ладонью по плечу Тимура и кладу ему на грудь. Пока он спит, можно его рассмотреть и потрогать. Я старалась не делать этого открыто на пляже, а в доме он всегда ходит в футболке.

Мне не показалось, он действительно стал шире в плечах. Грудная клетка тоже раздалась, и у меня не получается сцепить руки за его спиной так легко, как прежде. Мышцы стали рельефнее и тверже — значит, он говорил правду, что очень много проводил времени в тренажерном зале. Для вип-заключенных доступны и не такие блага, Алекс мне много чего рассказывал…

Тимур мерно дышит, утыкаюсь в него носом и поглаживаю вздымающуюся подо мной грудь подушечками пальцев. Близость его тела начинает пробуждать во мне давно забытые ощущения, его объятия навевают мысли, которые я все это время успешно гнала прочь.

Но от Тимура пахнет так по-мужски, что мне становится все тяжелее сопротивляться желанию. Оно просыпается, разливается негой по телу, закручивается внизу живота в тугой узел. Еще немного, и я начну тереться об него как самка во время течки.

Дышу глубоко и медленно, подстраиваюсь под его дыхание и в какой-то момент понимаю, что Тимур не спит. Его тело тяжелеет, мышцы становятся каменными, в живот вдавливается такой же каменный брусок.

Замираю и почти перестаю дышать. Он может меня взять, даже не спрашивая разрешения. Я в его руках, топ с шортиками и белье — это не та преграда, которая способна остановить Талера. И когда я это представляю, хочется потрясти головой и зажмуриться. Потому что внутри все немеет, и я с трудом сдерживаю стон.

Я этого и боялась. Знала, что так будет, что он снова начнет действовать на меня вот так, магнетически, по животному. Два с половиной года я старалась избавиться от зависимости под названием «Тим Талер», и была уверена, что у меня получилось. Но стоило нам оказаться в одно постели, я понимаю, что ничего не изменилось.

— Доминика, моя сладкая девочка, — шепчет он, его губы щекочут шею, и мне хочется выгнуться дугой. Чтобы он поймал своими сильными руками и вжал в себя обратно.

Не шевелюсь, стараюсь выровнять дыхание, и чувствую, как он осторожно проводит рукой по волосам, пропускает их сквозь пальцы, а потом снова шепчет возле уха:

— Хватит притворяться, моя маленькая жена, я знаю, что ты не спишь.

Рывком встает и уходит в душ. Я сползаю с кровати, чувствуя себя воришкой, пойманным на месте преступления с ворованной булочкой. Конечно, он слышал, как я его гладила!

Заправляю постель — здесь нет горничных, здесь вообще нет прислуги, у нас также было с Алексом, и мне это нравится. А в душ я пойду к себе, здесь у меня точно на это не хватит духу.

Вижу на сушилке полотенце. Надо занести Тимуру, я слышу, как льется вода, значит он моется за ограждением. Просто повешу и уйду.