— Значит, ты… — мне не хватает воздуха, чтобы сказать, — ты не оставляешь мне ни единого шанса?

— А ты мне его оставила, Ника? — наклоняется он совсем близко. — Ты не дала мне возможности ни оправдаться перед тобой, ни что-то исправить. Выскочила замуж за Рубана, легла в его постель, поспешила от него забеременеть. Ты оставила мне хоть один шанс, Ника? Нет.

Он отталкивается от стены и уходит. Перед сном я принимаю душ в своей комнате, но как только выхожу, натыкаюсь взглядом на мужа. Его волосы влажные, значит, на вечернем сеансе он обошелся без моего присутствия.

Кивает на дверь, и я молча иду в его спальню. В постели Тимур притягивает меня к себе со спины. Засыпаю со сложенными на груди руками, а когда утром просыпаюсь, то обнаруживаю, что снова обнимаю его за талию, а щекой прижимаюсь к широкой груди мужа.

— Эта дорога называется «винной», — рассказывает Тимур, — она проходит мимо лучших виноградников и виноделен Эльзаса. Самый популярный туристический маршрут. По ней месяц идти можно, если заходить в каждую винодельню на дегустацию.

— Мы приехали сюда на дегустацию? — спрашиваю, разглядывая красивейшие виды из окна автомобиля. Полинка и Тим тоже глазеют по сторонам из своих детских автомобильных кресел, установленных на заднем сиденье.

— Увидишь, — коротко отвечает муж, и я больше не пристаю с распросами.

О том, что мы отправляемся в Эльзас, Тимур предупредил заранее. Во Францию мы прилетели на арендованном бизнес-джете.

— Содержать частный самолет дорого, проще брать в аренду, — объяснил мне Тимур, хотя я спрашивала о том, почему мы летим не обычным рейсовым самолетом.

Дети перелет переносят легко. С нами летит охрана Тимура, в аэропорту мы пересаживаемся в две машины. Тимур за рулем, у него странное настроение — как будто приподнятое, но в то же время за довольной ухмылкой чувствуется скрытое напряжение.

Я не была во Франции, мои путешествия так и остались мечтой, и теперь я жадно смотрю по сторонам. Меня восхищает буквально все: нарядные деревенские домики, ровные ряды виноградников, голубое небо над Эльзасом.

В небольшом городке останавливаемся на обед, а потом я упрашиваю Тимура немного прогуляться. Полинка хочет мороженого, Тимур подходит к мороженщице, они говорят по-французски. А у него неплохо получается!

Я не знаю французский язык, поэтому ничего не понимаю. Тимка стоит внизу, обнимает Тимура за ногу и дергает за штанину. Догадываюсь, что ему не видно, но Тимур увлечен разговором.

— Папа! — сердится малыш, и моя спина покрывается холодными мурашками.

— Ты чего, Тимон? — смотрит на него Тимур. Малыш тянет ручки, Тимур берет его на руки, и тетка-мороженщица умильно всплескивает ладонями.

Она что-то говорит с придыханием, Тимур удивленно смотрит на ребенка, широко улыбается и ерошит ему макушку. А у меня подкашиваются ноги.

Вкуса мороженого не чувствую, особенно когда Тимур задумчиво посматривает на Тимку и время от времени гладит его по голове.

Не решаюсь спросить, что сказала мороженщица, но и так догадываюсь. Жду, когда Тимур задаст мне вопрос, но он молчит, и когда я уже довожу себя до того, что сама готова признаться, машина тормозит у красивой усадьбы.

— Приехали, — объявляет Тимур, — выгружаемся.

С любопытством осматриваюсь. Небольшой двухэтажный каменный домик с террасой, уютный двор, а дальше еще какие-то постройки.

— Там винодельня, — ловит мой взгляд Тимур, и я вижу, что он очень взволнован.

Во двор въезжает машина, люди в рабочей одежде выгружают стремянки и устанавливают их под домом.

— Почему мы приехали именно сюда? — спрашиваю Тимура.

— Иди ко мне, Ника, — зовет он надтреснутым голосом.

— Тимур? — делаю шаг навстречу, с тревогой заглядываю ему в лицо, а он берет меня за плечи.

— Это винодельня когда-то принадлежала моему отцу. Они жили здесь… Мы жили здесь. Они с матерью были здесь счастливы, и я захотел привезти тебя в этот дом, — Тимур кусает губы, а у меня к горлу подкатывается комок. — Я не успел, хотел, чтобы вывеску повесили к нашему приезду, но ее долго делали. Посмотри, как я назвал винодельню.

Поворачивает меня лицом к дому. Рабочие снимают с вывески защитную пленку, и я вижу надпись, выполненную красивым витиеватым шрифтом: Dominique [3] .

Закрываю руками лицо. Ничего не говорю — давлюсь слезами. Тимур сжимает мои плечи, но тоже ничего не говорит, утыкается лбом мне в затылок.

«Доминика». Это так неожиданно и ошеломляюще, даже трогательнее, чем его признание в любви в нашу брачную ночь.