«Как умею, так и люблю».

Если бы только от его любви не было так больно…

Не знаю, что сказать, я не знаю такого Тимура. Он столько раз менялся, что я сбилась со счета. И насколько хватит вот этого — ласкового, заботливого — вряд ли может сказать даже он сам.

Тимура зовут рабочие, и он идет руководить монтажом вывески. А я иду с детьми в дом. Надо разложить вещи и исследовать содержимое холодильника. Тимур сказал, что здесь есть кому готовить — в усадьбе живут управляющий с семьей и некоторые работники на время сезона. Но я чувствую себя спокойнее, когда готовлю сама.

На кухне нас уже ждут свежие булочки, варенье и молоко. Дети с удовольствием полдничают — они выспались в самолете, поэтому обходимся без дневного сна.

Артем приходит за нами — его прислал Тимур, — и ведет нас за постройки туда, где начинаются длинные ряды виноградников.

Тимур уже переоделся, он стоит в холщовых штанах, широкой белой рубашке и что-то обсуждает с худощавым улыбчивым мужчиной. Залипаю на мужа — никто бы не узнал сейчас в нем Талера, любителя упаковаться в бренды с ног до головы.

Дети бегают вокруг Тимура, он такой высокий и красивый, и я открыто им любуюсь. Он увлечен разговором, поэтому я могу вволю разглядывать загорелую шею, выглядывающую из ворота рубашки.

Его руки с закатанными по локоть рукавами переплетены на груди, и мне снова видны тугие натянутые мышцы, увитые венами. Невольно вспоминаю сцену в душе, краснею и опускаю глаза.

Моему мужу, похоже, доставляет удовольствие вгонять меня в краску. Поэтому он каждый поход в душ обставляет с шумом и деланными вздохами.

— Может, у тебя проснется совесть, и ты захочешь присоединиться, чтобы мне помочь, — говорит он с такой ироничной ухмылкой, что даже если бы я хотела, желание сразу бы пропало.

И такого Тимура я не знаю. Который не стремится подчинить, сломать, а несмотря на показную браваду, ждет и держит слово.

Даже не верится, что это тот самый Талер, что шантажом вынудил выйти за него замуж, и еще несколько дней назад с остервенением натягивал мне на палец кольцо.

Сколько я уже знаю Тимуров? И скольких из них я люблю, остерегаясь других? И есть ли еще те, которых мне предстоит узнать?

Тем временем сыну надоедает бегать, он становится перед Тимуром и тянет к нему ручки. Стоящий рядом мужчина улыбается и что-то говорит по-французски. Надо начать учить французский язык, они мне даются легко, я довольно свободно общаюсь на чешском и английском.

Тимур приседает, садит Тимошку себе на плечи и выпрямляется.

— Смотри, Тимон, это твои виноградники. Когда папка старым станет, будешь ты тут рулить.

Полинка тоже просится к отцу, Тимур поднимает ее одной рукой. Он очень сильный, держит двоих детей вообще без напряга.

— Тебе тяжело, Тимур, — протестую я и подхожу ближе. — Давай я Тимофея подержу.

— Своя ноша не тянет, — сверкает он белозубой улыбкой, и я отвожу взгляд, чтобы не видеть, как двоится у меня в глазах от одинаковых ямочек.

Малыш радостно смеется, вцепившись Тимуру в густые светлые волосы. Они во время нашего морского отдыха достаточно выгорели и на фоне загорелой кожи кажутся еще светлее. Совсем как у Тимки.

— Ты знаешь, какой это сорт винограда? — поворачивается ко мне Тимур всем корпусом, его голова надежно зафиксирована маленькими ручками.

— Знаю, — киваю, я и в самом деле знаю, — гевюрцтраминер.

Его глаза вспыхивают, и мои, наверное, тоже.

Мы сидим на террасе. Уже стемнело. Дети, набегавшись и нагулявшись, попадали в кровати и мгновенно уснули, как наигравшиеся щенята.

Охранники расположились во дворе в беседке, а мы с Тимуром поднялись на второй этаж. Терраса — громко сказано, скорее, большой балкон. Тимур сидит в кресле, сложив ноги на перила, а я в соседнем, только не рядом, а за его спиной.

Я его не вижу, но почему-то так ощущаю его присутствие гораздо острее. И мне так легче дышать. Муж протягивает бокал «ледяного», и я не могу сдержать дрожь.

Я помню, как мы пили «Гевюрцтраминер» и занимались сексом в его загородном доме. Я уже тогда чувствовала свою ненужность, но продолжала цепляться за свою детскую любовь, надеясь… сама не знаю, на что.

Молчим. Слишком хорошо, чтобы тревожить тишину голосами. Первым заговаривает Тимур.

— Хочешь, сыграем в игру?

— Какую? — неловко ерзаю с бокалом в руке. Точно предложит что-то типа «Правда или ложь» или «Я никогда не…» И мне грозит алкогольная кома.