Винкер устоял с трудом, лишь потому, что ухватился за тяжелый дубовый стол. И то чуть не опрокинул вазочку с вареньем. Между прочим — айвовым…

Зато хозяйка стремительно приходила в себя. Лицо приобрело нормальный оттенок, пальцы разжались. Дыхание выровнялось. Из карих глаз катились крупные слезы, но это была обычная физиологическая реакция на боль, а не душевные терзания.

— Подыши, сестренка, — Марк подмигнул, — и варенья съешь, обязательно. После таких вещей сладкое — первое дело.

Подавая дурной пример, он и сам сгреб со стола креманку с айвовой прелестью и опустошил ее в три взмаха десертной ложки.

— Что это было? — сипло спросила Беата, кое-как усаживаясь на стул. Оберегая остатки легенды о Брате Святом Воине, Марк протянул ей руку, обернув салфеткой.

— Спасибо, — кивнула она. — Так что же это было? Мне показалось — я умираю.

— Не показалось. — Подтянув стул, Винкер опустился напротив, — Скажи, а тебя разве не предупреждали, что некоторых тем в разговорах лучше… э-э-э… не касаться?

— Да, муж сказал мне, чтобы я не смела трепать языком при посторонних, но ведь не при Святых Братьях!

— А муж сказал, что будет, если ты не послушаешь?

— Нет, — Беата помотала головой, — просто предупредил, чтобы не болтала…

— Он колол тебе палец? Брал какие-то клятвы?

— Да нет же! — почти рассердилась Беата, — что ты имеешь в виду?

— Только то, что на тебе заклятие молчания — и завязано оно не на Слове и не на Крови. Скорее всего, на остатках еды или вина. Очень простое: попытаешься сказать лишнее — немедленно умрешь.

— Ты не мог ошибиться? — хмуро спросила Беата, старательно отводя взгляд от располосованной рясы.

— Все ошибаются. Но это единственная из известных мне клятв молчания, которую можно взять без согласия и даже не ставя в известность.

— Я бы и так никому не сказала… А почему сработало на тебя?

— Без понятия, — открестился Марк, — я же не знаю, какие параметры заложили в клятву. Может быть, это был список вполне конкретных людей, с которыми ты могла говорить откровенно. А с остальными — только о погоде и хозяйстве.

— Отличные новости, — язвительно отозвалась Беата. — Прости. Я слышала, что Немой Огонь — это очень больно.

— Скорее, просто неприятно, — кривая улыбка тронула самый краешек губ, — Болевые ощущения преувеличивают.

— Я убью это сволочь, — сообщила Беата и придвинула к себе вторую вазочку с вареньем.

— Только не попадись.

Женщина чуть снова не закашлялась.

— Святые Древние! Ты спас меня, чтобы тут же угробить? Тебе никто не говорил, что давать такие хорошие советы, когда человек ест — опасно.

— Ну, я же рядом…

— Убью двоих, — решила Беата, задумчиво глядя в пространство и выскребая варенье с донышка, — Вторым — того жреца, который принял у тебя обет. Больше одного раза все равно не повесят.

— А его-то за что? — изумился Марк.

— А за общую несправедливость жизни. Такие слизняки и утырки, как мой благоверный, женятся и размножаются, а по-настоящему отличные мужики идут в жрецы.

— Тут ничем помочь не могу, зло уже свершилось, — Марк развел руками. — Тебе лучше?

Глава 34 ЗОЛОТАЯ БЛЕСНА

Марк сцепил руки замком. Алета приподняла пальцами грубую рясу, словно это был тонкий айшерский шелк, и, почти не коснувшись его рук, уверенно взлетела в седло спокойной гнедой лошадки.

Рядом стоял еще один, по виду, такой же флегматичный зверь более темного окраса с белой полосой на лбу и неожиданно шкодными глазами. За воротами в сонной тишине дремал типичный провинциальный городок, каких на просторах империи — сотни, а то и больше.

Хозяйка стояла на крыльце, молчаливая и нехорошо задумчивая. Марк подошел к ней.

— Будь осторожна, госпожа моя. Старший жрец может разрешить от клятвы, если доказать, что она взята против воли и угрожает жизни.

— Тогда жреца придется посвятить в суть клятвы. А, узнав, что речь идет о благе Храма, брат, скорее, наложит поверх этой — еще одну, уже неразрешимую.

Спорить Марк не стал. Беата была права.

— Значит, нужно найти хорошего мага. А лучше — жрицу Змея. Девчонки такие заклятья на раз щелкают, два — уже делать нечего.