Одна беда — у Баязида почти не было сил.

И он был пока жив только лишь потому, что ни у Сулеймана, ни у Селима не доходили до него руки из-за подавления восстаний и борьбы с внешними врагами. Этакий неуловимый Джо из анекдотов. Он это прекрасно понимал. Поэтому не жалея своих сил, старался как можно сильнее дискредитировать родителя и брата, а также искал союзников.

— Я не мог не прийти, — говорил он, глядя на Андрея. — Ты спасение для всех правоверных в этих землях.

— А оно мне надо?

— Всевышний сам тебя ведет! Даже то, что ты не исповедуешь ислам, не чего не значит. Именно ты вскрыл нарыв в Азаке. Именно ты вскрыл измену и гниль в Крыме. Именно ты показал, что Всевышний благоволит тебе. Иначе невозможно объяснить почему ты смог, имея всего две сотни воинов, взять и разорить столицу!

— А как же происки шайтана?

— Ты взял в свои руки знамя Пророка и тебя не поразил гром. Ты принял в свои руки меч Пророка, и твоя рука не отсохла. Это ли не знак?

— Твой отец считает иначе.

— Мой отец глупец! И он слишком много верил мерзавцам, что окружали его. И окружают до сих пор! Но я — вижу.

— Я рад, что у тебя отличное зрение. Но что ты хочешь от меня?

— Чтобы ты выступил против Селима. И помог мне разгромить его. После его падения отец уступит моим законным требованиям.

Андрей едва сдержал язвительную усмешку.

В прошлом году умерла любимая жена Сулеймана — Хюрем. Из-за чего он очень сильно сдал и постарел. Однако он не спрятался от всего мира в своей печали и продолжал драться со своими внешними и внутренними врагами. Кое-как установив контроль над Истанбулом он «гасил» очаги восстаний и громил более-менее крупные отряды повстанцев в Румелии. А также воевал с Габсбургами на севере — в Венгрии.

Вся европейская часть его державы представляла собой своего рода лоскутное одеяло, в котором под рукой Сулеймана находилась едва ли треть земель. И особых надежд над расширением этой «коронной» территории не имелось. У него хватало сил только на дороги и ключевые крепости.

И если Сулейман держал свой флаг в Европейской Великой Порте, то Селим — в азиатской. И тут все выглядело еще хуже. Потому что многие приморские города либо вышли из повиновения, либо не отличались надежностью.

Север и особенно северо-восток полностью контролировался повстанцами. Через старые киликийские земли на юго-востоке отряды и караваны приходилось проводить едва ли не с боями. А в Междуречье гарнизоны с трудом держались против превосходящих персидских войск.

Египет был утрачен. Мамлюки вновь правили им независимо. И облизывались на Левант. Да и арабы оживились.

Но Селиму было не до Египта и Леванта.

Ему бы хоть как-то удержать в нарастающем хаосе старые земли Конийского султана и Междуречье. Причем неизвестно что важнее. Ибо Междуречье — это золотое дно из-за чрезвычайной плодородности этого региона. И в обороне, играя от крепостей османская армия в целом держалась. Во всяком случае против персов, которые по своей сути представляли собой поместное войско «на максималках». Только не подкрепленное ни стрельцами, ни артиллерией. В то время как городское население Анатолии во многом был культурно и религиозно… хм… неблагонадежно…

А тут еще и братик воду мутит. Причем отчаянно…

Эти переговоры у ворот шли долго. Шумно. Эмоционально.

Баязид предлагал Андронику и Андрею союз.

Выгодный ли? Вопрос. Большой вопрос.

Поэтому Андрей не спешил с выводами. А Андроник, не имея реальных сил за собой в Трапезунде, ориентировался в этой позиции на хозяина возрожденного легиона. «Лучше люди города» же просто осторожничали. Слишком все было зыбко и ненадежно. Они не доверяли Баязиду. Настолько не доверяли. Что даже не пустили в город.

Но самопровозглашенный султан не отчаивался.

Уже сам факт того, что с ним разговаривали, его вполне обнадежил. Поэтому, уходя, он обронил.

— Твоя дочь растет красавицей.

— Какая дочь? — нахмурился Андрей.

— А ты не знаешь? Ясмина. Говорят, что Михримах в ней души не чает.

— Хорошая шутка.

— Это не шутка.

Произнес он. Весьма вежливо попрощался. И удалился.

— Вот мерзавец… — процедил, глядя ему в спину князь, когда тот удалился достаточно далеко.

— Михримат действительно родила дочь, — заметил один из «отцов города». — Через девять месяцев после того, как ты спалил Константинополь.

— И что?

— Рустема-паши в те дни в городе не было. Он находился где-то в Румелии, где и погиб спустя месяц.

Наступила тишина.

Андрей лихорадочно соображал. Мерзкая история получалась. Остальные улыбались. Ну так, едва-едва, в усы. Наконец Андроник заметил:

— Ты ли ее отец или нет — это не важно.

— Как это не важно?!