– К тому, Софи, - произнес он, склоняясь над ее плечом и шепча ей прямо в ухо, - что ее место никто не займет. Никто. И Китти знает это. Прекрасно это понимает. Между мной и ее матерью было нечто большее, чем брак. Наверное, это называется любовью. Наверное, это она и есть. Я не часто любил, я же говорил. И Китти, вероятно, не хочет, чтобы я испытывал хотя бы тень этого живого и прекрасного чувства к таким девушкам, как мисс Жюли. Пустым, холодным и лживым насквозь.

От Тристана пахло вином, его терпкой сладостью, и Софи напряглась до дрожи, чтобы не позволить себе запустить пальцы в его волосы, чтобы не привлечь к себе Тристана и не слизнуть с его губ пьянящую сладость.

– Глаза, - вдруг произнес Тристан.
– Глаза у вас похожи. Одного и того же оттенка. Когда я смотрю в них, я себя обманываю… иногда. Говорю с вами - а хочу услышать ее голос и увидеть ее взгляд. Поэтому просто… закройте их, если не хотите, чтобы я думал о ней.

Она закрыла глаза, слушая лишь его дыхание. Спокойный стук его сердца. Шорох одежды. Под своими пальцами она все же ощутила его волосы и поняла, что не смогла побороть искушения. Ее щеки коснулась его щека, горячая. Мягкие губы накрыли ее губы, и Софи почти вскрикнула от невероятного наслаждения и душевного облегчения, ощутив осторожный и очень мягкий, почти робкий поцелуй.

Очень сладкий, очень волнующий, обретающий страсть с каждым мигом.

«Да черт с ним!
– отчаянно думала Софи, яростно стаскивая с плеч Тристана одежду, сражаясь с застежками и завязками на его сорочке.
– В последний раз! Клянусь чем угодно, это - в последний раз! И все. Все слова сказаны, все отношения выяснены…»

Он рывком усадил ее на подоконник, терзая ее корсаж, добираясь до тела. Рывком разодрал его, вместе с блузой, вытряхнул плечи и грудь Софи из одежды и припал жадными голодными губами к ее коже, оставляя поцелуи, крепкие и чувствительные, почти как укусы.

Его руки забрались под юбку Софи, ладони крепко сжали ее бедра и Тристан рывком придвинул женщину к себе, заставив ее раздвинуть колени. От смеси его страсти и непонятной жестокости Софи вскрикнула, но он снова зажал ее рот поцелуем, вдыхая свою бешеную страсть в самую душу Софи.

Принимая его жесткие, жадные ласки, Софи и сама завелась. Ее ногти прочертили алые полосы на белой коже его спины, поцелуи стали все яростнее, словно она мстила, а не ласкала. Она крепко обхватила Тристана коленями, прильнула к нему всем телом, сама поражаясь своей бесстыдной дерзости. Исследуя ладонями каждый изгиб его тела, твердость его мышц и силу плеч, Софи то и дело царапалась, изнемогая от нетерпения, будто пытаясь стащить с него кожу и выцарапать из него больше страсти.

Тристан подхватил ее легкое тело, прильнувшее к нему, и уже через миг Софи ощутила спиной прохладные простыни. Тристан нетерпеливо растерзал ее одежду, извлек ее, как конфетку из обертки, и яростно куснул острый сосок, оставляя на нем следы своих зубов.

Софи вскрикнула от боли, но сегодня Тристан не собирался с ней церемониться.

«Кажется, ему нужно было снять напряжение намного больше, чем я могла подумать!» - промелькнуло в голове Софи, когда он бесцеремонно подхватил ее под бедра и прижался лицом меж ее ног, целуя и прихватывая губами чувствительные лепестки, скрывающие ее лоно.

Он целовал и прикусывал мягкие бедра, разведенные перед его лицом, удерживая Софи на весу, и она вскрикивала то и дело, когда его горячий язык протискивался в ее мокрое, возбужденное лоно. Ласкал горошинку клитора, долго, до тонкой дрожи бедер под своими ладонями, до хриплых стонов, рвущихся из напряженного горла мечущейся девушки.

Его пальцы то и дело погружались в ее тугое, узкое лоно, отчего Софи почти кричала низким, хриплым голосом, извиваясь в его руках. Вместе с наслаждением он причинял ей боль, наверное, точно такую же, какую она причиняла ему, сама того не ведая. Ведь жаждал он другую, но не мог ее получить, не мог ощутить ее в своих руках.

И это было очень больно и горько. Как яд, растворенный в питье.

В голове Софи промелькнули какие-то смутные видения, она услышала смех рыжей и увидела ее ровную, гладкую обнаженную спину. Рыжая любила оседлать своего инквизитора и ласкать его сама - с обожанием и наслаждением.

Она целовала его грудь, заглядывая ему в глаза. Губами чуть касалась подрагивающего от быстрых ударов пульса живота, языком вела от пупка вниз, вниз, к напряженному, налитому кровью члену.

«О, небо пресвятое, я же не умею!
– в панике подумала Софи, обнаружив, что повторяет то же самое, что шепчут ей видения, может, подсмотренные ею воспоминания Тристана.
– Как это так вышло?!»

Инквизитор лежал на спине, блаженно закрыв глаза, чуть касаясь ее плеча самыми кончиками пальцев, словно желая подтолкнуть ее к желанной ласке и не смея. Софи неуверенно коснулась ладонью члена, чуть поглаживая его. Затем ее губы робко коснулись глянцевой головки, и Тристан под ее руками вздрогнул, подался вперед со стоном, проникая меж ее губ, осторожно и медленно. Он словно выпрашивал эту ласку, всецело отдаваясь в руки Софи, покоряясь ее власти над собой. И она ощутила свою власть над ним, услышала его умоляющий стон. Движения ее стали уверенней, ее язык обласкал всю головку и стал поглаживать натянутую уздечку. Софи ласкала и целовала Тристана, поглаживала его вздрагивающий живот, упиваясь его слабостью и покорностью.