Только теперь Софи видела и помнила все до мелочей. Она нарочно несколько раз оборачивалась, чтобы запомнить как можно больше примет и деталей, которые ей потом помогут найти обратную дорогу.

– Тристан!
– вскричала Софи отчаянно.
– Да я же помню, где спрятала мастерскую отца! От того негодяя! Я сбежала тогда, сбежала! Я знала тропинку через болото, и он меня не догнал! И этот лепесток, - Софи с ужасом схватилась за грудь, - я его сама себе вырезала, чтоб позабыть о местонахождении мастерской, чтобы и пыткам из меня не выбили это… А потом… я, кажется, и зеркальце это вспомнила. Это мое, мое!

– Вот как, - удивился Тристан и глянул в глаза Софи с таким удивлением, словно видел эту женщину впервые.
– А вы, оказывается, смелая и отчаянная девушка… вырезать у себя кусок души - это не всякий решится, да и основания для такого поступка должны быть очень вескими. Зачем вы это сделали?

– Из мести, - хрипло ответила Софи. Ее глаза сверкнули зеленым колдовским огнем, словно с воспоминаниями и частицей души к ней вернулось что-то еще, что-то упрямое, горячее, неукротимое.
– Я знала лишь то, что этот негодяй в красной маске - он не должен владеть секретом, что заперт в этой мастерской. Я помню состояние войны, помню, как очень хотела победить и наказать его, и помню теперь, что даже зная, что меня ожидает чудовищная боль, я выпила этот отвар, лишающий части души, ликуя и торжествуя.

– Вы безумны, - произнес Тристан, покачав головой.
– Так рисковать собой - просто преступление. И к чему вы пришли? Вас эта операция превратила в безвольную служанку. Вы могли всю жизнь такой и остаться!

– Но я победила!
– выкрикнула Софи. В голосе ее слышался неистовый голод и страсть.
– Я победила! Кем бы ни был тот негодяй, и кем бы я не стала, я победила и не позволила ему натворить большего зла!

– Он творил зло?
– спросил Тристан.

– Наверняка. Я лишь обрывочно помню, что там, в мастерской, было много золота и драгоценных камней. Вероятно, он хотел себе их присвоить, как и работы моего отца…

– Может, это и был Зеркальщик? Он вас преследует?

– Ах, я не помню! Не помню! Демон, Зеркальщик или само творение отца, кукла - я не помню!

– Простите, - прошелестело от входа.
– Извините меня, если я вас потревожила и помешала в вашем важном разговоре…

Софи отерла мокрые щеки, обернулась к дверям. Вместе с ней обернулся и Тристан.

У стеночки, пробираясь осторожно и боязливо, словно боясь еще раз подвернуть ногу, кралась Жюли в своем нарядном платьице, в шляпке и с парой белых цветков в руках.

– Я не могла не прийти, - произнесла она нежным, дрожащим голоском. Ее наивно распахнутые глаза по-прежнему были на мокром месте.
– Проститься с Ричардом… но, кажется, я опоздала…

– Вы можете поставить ваши цветы в вазу, - милостиво разрешил Тристан, рассматривая незваную гостью. Кажется, он не переставал удивляться ее простодушному, почти детскому нахальству, с каким бывшая любовница Ричарда влезает в жизнь его законной жены. Но сегодня Жюли умудрилась удивить его по-настоящему.

– А это не Ричарду цветы, - тихо вздохнула она.
– Это вам… Тристан.

У Тристана белесые брови покарабкались на лоб. Он смотрел на растрепанные цветки, покачивающиеся у его лица, и не мог вымолвить и слова.

– Но почему два?..
– только и смог сказать он.

– Фе-е, - протянула Китти брезгливо.
– Цветы?! Это что-то новенькое!

Жюли вспыхнула, оглядела всех беспомощным, жалким взглядом.

– Вам никогда не дарили цветов, господин инквизитор?..
– тихо произнесла она.

– Признаться, нет, - насмешливо фыркнул он.

Жюли тотчас отбросила свой подарок, и как-то брезгливо отерла руки о платье, словно ни в чем не повинные белые цветы могли испачкать ей руки.

– Кто же дарит цветы мужчинам?
– насмешливо произнесла Китти. Она пожалела брошенные цветы, подняла их и пристроила в вазу рядом со своими.
– Тем более таким, как мой папа?

– Папа?..
– всхлипнула Жюли удивленно.

– Ну да, - беспечно ответила Китти.
– Господин отец не любит цветов. Он жесткий и суровый. Ему по вкусу не ароматы роз, а запах свежей крови и кишок! Вот если б вы подарили ему метательный нож… или крепкую кожесдиралку… Ну, или плеть, на худой конец, такая, чтоб рассекала тело до костей! Или там открывалку для черепа. Вспарыватель живота. Вырыватель позвоночника. Вот это другое дело. А то - цветы.

Китти словно нарочно придумывала какие-то несуразные, грозно звучащие вещи, которых и в природе-то не существовало. Красотка Жюли с ее жалкой, но совершенно понятной попыткой приударить за Тристаном как-то сразу ей не понравилась. То ли своей глупостью, то ли своей странной навязчивостью, а может, кокетливостью, которая на похоронах была совершенно неуместна. Даже Софи, которую Тристан обнимал, не вызывала в ревнивой душе Китти такого отторжения.

Но так ли иначе, а свою попытку оттолкнуть странную поклонницу от отца коварная Китти предприняла.