И знала, что и ему болезненна разлука с нею.

– Что же делать, Тристан, мой белый рыцарь, - бормотала она, пробираясь по лесной тропинке, которая выглядела точно так, как в тот день, когда Софи убегала по ней прочь.
– Что же делать… этот мир полон разочарования, боли и горечи. Нужно терпеть… и, может быть, когда-нибудь, мы найдем в себе силы простить друг друга и протянуть друг другу руки. Снова.

Она без труда преодолела болотную топь, потому что вспомнила и увидела все до единой подсказки-вешки, что сама и установила, и перед болотной, бархатной от мха, кочкой опустилась на колени, отыскивая что-то в переплетении корней.

Она и нашла - деревянную шкатулку, купленную давным-давно на ярмарке за серебряный пятачок. Но шкатулка была кем-то найдена, открыта и выпотрошена. На зеленом мху лежали круглые разноцветные камешки со дна ручья, ракушки, перышки и сломанная крохотная сережка в виде утконоса, ловящего свой хвост. Сережка от времени почернела и стала некрасивой. Наверное, поэтому ее и не взяли.

А вот перстень - большой, золотой, тяжелый, блестящий, с зеленым, искусно ограненным камнем, - забрали. Софи лишь горько покачала головой, понимая свою ошибку. Кто-то, видимо, следил за ней в ту страшную ночь, когда она убегала от красной маски по болоту, и забрал самое красивое и самое драгоценное из ее тайника.

– А ведь и верно, - недобро произнесла Софи.
– Следил… точнее, следила!

Она вспомнила свою панику и отчаяние, вспомнила, как красная маска почти настигла ее, и вспомнила, как думала - только б перебраться через болото!

На сухом берегу, спрыгнув в траву с последней кочки, оседающей под ногами, Софи решительно раскрыла склянку и вылила в рот горьки отвар, и частица ее души, с болью оторвавшаяся, закружилась по ветру и упала в ее узелок, что Софи захватила с собой из мастерской, и протиснулся в щель маленького ящичка, что был заботливо завернут в ткань.

В шкатулку с пажом. В серебряное карманное зеркальце.

Да там и остался надолго.

Там же, на лесной дороге, лежащую в беспамятстве и горячке, ее и нашел Ричард, проезжавший мимо.

– Она видела, что он меня подобрал, - шептала Софи горько и злобно, собирая по крупицам свои воспоминания.
– Эта Жюли… хитрая, подлая и насквозь фальшивая кукла! Деревянная лакированная игрушка! Поэтому она терлась около него… старалась разузнать, видимо, где мастерская отца! Потому он на мне и женился - они вдвоем рассчитывали, что я проболтаюсь, или однажды сама туда наведаюсь… Вот отчего он был так холоден со мной. Я его разочаровала и не привела к месту, битком набитому драгоценностями!

А ведь драгоценности в мастерской отца были! Софи это точно вспомнила. Он там хранил все, изумруды, рубины и золото. Он вытачивал из жемчужин и самого красивого перламутра зубки, собирал из тонких пластинок драгоценных камней радужку глаз.

– Вот поэтому она такая красивая, - шептала Софи, ссыпая все найденные камешки и ракушки себе в карман.
– Какой еще кукольник может себе позволить собрать глаза кукле из изумрудов сотни оттенков?..

Вот куда хотел добраться Ричард! В эту пещеру, полную сокровищ, как в сказке про Алладина. Набить полные карманы золотых монет, нагрести мешок драгоценных камней и жемчуга! Да и Жюли было б неплохо обновить кое-что. Например, волосы и наряд. Да и поиграть с драгоценными колье и коронами она любила…

– Но она голова ее набита ватой, - злорадно произнесла Софи, - а сама она так глупа, что не сообразила, что самое драгоценное в спрятанной шкатулке не перстень! Впрочем, в руках куклы ни один из этих предметов не выдал бы своей магической силы. Магия куклам не подвластна!

Она подобрала и почерневшего утконоса, дохнула на него, и тот ожил, завозился в ее ладони, уселся на хвост и принялся очищать серебряную шерсть от черноты.

Софи шла, кидая впереди себя по камешку, и те катились вперед, указывая путь. Раковинки, кинутые на землю, превращались в ступеньки винтовой лестницы, закрученной вокруг старого ствола огромного дуба, а отливающее синевой перо сороки обернулось ключом.

Серебряный утконос, шумно нюхая своим утиным клювом, прыгнул на деревянную, выкрашенную болотно-зеленой краской дверь, по которой метались тени сухих, не опавших листьев, и отыскал скважину, перебрав все сучки, все трещинки и щели.

Софи вставила ключ, повернула его, и дверь раскрылась тотчас же, словно только и ждала Софи.

В лицо девушке пахнуло знакомым запахом, состоящим из горьких и сладких ароматов лака, дерева и пчелиного воска. Чисто выметенные половицы чуть слышно скрипели - рассохлись от времени, - и свет лился через маленькое оконце над столом мастера.

Все было ровно так, как и много лет назад. Софи отыскала взглядом все инструменты отца, аккуратно лежащие на своих местах, и сундук, накрытый льняной тканью. В нем-то и хранились сокровища.

А рядом с печью, в которой грел жаркий огонь, с метлой в руках, нерешительно замерла девушка, изумленно глядя на Софи. Если бы храбрый Густав сейчас увидел ее, то непременно узнал бы девушку, которую когда-то спас от всадников, обернувшись псом.

И его можно было понять! Как было не влюбиться в фарфорово - прозрачную кожу, в искрящиеся голубые топазовые глаза, в льняные светлые волосы и чуть тронутые нежным румянцем щеки!