И, стоило ей смолкнуть, как мужчины взревели, ликуя, довольные такими словами и глухо застучали рукоятями своего орудия о землю. А Ири шагнула к быку, округлившему от ужаса свои и без того выпученые глаза, и отточенным движением вонзила ему нож прямо в горло. Кровь хлынула бордовой рекой по белоснежной шее взревевшего животного. Мне стало дурно, и я быстро опустила глаза.

Из- под дрожащих ресниц смотрела, как воины по очереди поднимаются на постамент и послушно преклоняют колено перед Вейлой. А она рисует им руны кровью на лицах, а потом даёт отпить из чаши, куда накапала кровь. Меня замутило. Вкус железа разлился на языке, забился в ноздри, казалось, въелся намертво под кожу. Особенно, когда на постамент поднялся Бьорк и тоже отпил. Вдоль моего позвоночника выступила липкая испарина в этот момент. Я часто неглубоко задышала, прогоняя противную слабость, сильнее сжала руки девушек в своих похолодевших ладонях. С трудом устояла на ногах.

А воины всё шли и шли...Бесконечно...

И вот уже все они с окровавленными лицами, грозные, страшные, словно только что со смертельной битвы. И бык на постаменте захрипел в последний раз и тяжело осел на ослабевших ногах. А затем дернулся в длинной конвульсии и издох.

И вновь рев толпы. Победный, оглушительный. Такой, что уши заложило. И я невольно облегченно выдохнула, радуясь, что всё это кончилось.

Жуткие обычаи, варварские...

И вместе с тем я не могла не ощущать этот общий транс, разлившийся по плато, меняющий сознание, дающий животную силу. Возможно, я просто пока слишком отличалась от остальных, и мне сложно было проникнуться этой жестокой силой до конца...Принять её в себе.

Вейла бросила на заляпанные кровью доски постамента ритуальный нож, вскинула руки к небу, и все люди мгновенно стихли, обращая на неё горящие возбуждением взоры.

– Смерть есть жизнь, и жизнь есть смерть, - начала Ири гулким, поставленным голосом, обводя внимательным взглядом замолкшую толпу вокруг, - Ордин благосклонно принял наш дар смерти и теперь мы торжеством жизни возблагодарим его. И два сердца заключат союз пред богами, чтобы подарить этому миру новых сыновей и дочерей варравов, которые и дальше будут славить наших богов и наших вождей. Дева Хольмов, выйди ко мне.

Сердце моё рухнуло. Время остановилось. Я прокусила щеку изнутри насквозь, пытаясь сдержать рвущуюся из груди тьму. Не время...не время...Так сосредоточилась на этом, что словно в тумане наблюдала, как Бьорк делает шаг к Вейле, становясь по правую руку от неё. Как кто-то сует ему в руки белую брачную ленту с узором из кровавых рун. Как Кира, смущенно и счастливо улыбаясь, ведомая хмурым Ангусом, чуть ли не вприпрыжку поднимается к Хотборку на постамент.

Все весело улюлюкали вокруг, топали ногам, перекрывая шум сердечного ритма у меня в ушах.

Я не смотрела на Бьорка. Специально. Куда угодно, только не на него. Просто не вынесла бы, если бы увидела на его лице мягкую ироничную улыбку, которая так часто доставалась мне, а теперь была адресована невесте. Мой затуманенный взор блуждал по украшенным венками столбам богов, по сложенным кострам, которые ещё на запалили, по капающей с постамента крови, по улыбающимся лицам вокруг. Разглядывала что угодно, лишь бы не поворачиваться вновь к брачующимся и не провоцировать ворочающуюся в груди тьму. Я знала, что так будет. Знала. Что уж теперь...

Вдруг опять все кругом резко стихли. И я невольно взглянула мельком на постамент. Зря. Бьорк, предельно серьезный, словно это самый важный момент в его жизни, этой чёртовой лентой уже обвязывал тонкое запястье своей почти жены. А смолкли все, потому что пришло время брачной клятвы.

– Кира из рода Хольмов, - голос Хотборка, низкий и хрипловатый, ударил мне прямо в солнечное сплетение, словно мощная волна в скалистый берег, - Пред богами и людьми беру тебя...

И всё-таки я просто не смогла слушать дальше. Вырвала руки из ладоней девушек, благо, никто и внимания особого не обратил - все так были поглощены церемонией. Протиснулась через толпу зевак и одна побрела вниз по серпантину в Ансборд. Все равно скоро все спустятся на пир - не потеряют.

Пусть женится на ком хочет, но я на это смотреть не обязана.

***

В поселении не было ни души. Лишь собаки брехали за заборами да кудахтали куры. Не зная, куда ещё податься, я отправилась в сенник, где ночевали мы с девушками - помощницами Вейлы. Устроилась там на своих шкурах, накрылась с головой, и сама не заметила, как уснула.

И снился мне дом, точнее родительская дача. Мама возилась в огороде. Папа занимался шашлыком, дядя Володя - сосед к нам пришел и, как обычно, плёл отцу какие-то небылицы, пока тот с сосредоточенным видом крутил шампуры. Я тоже сидела рядом с папой в мангальной зоне. Мать поставила передо мной миску с только что сорванными огурцами и помидорами и велела настрогать салат. А я не могла. Всё сидела и смотрела на них во все глаза, боясь пошевелиться, моргнуть и хоть миг пропустить. И каждую черточку узнавала, каждый жест. И такая щемящая тоска взяла, что слёзы сами собой покатились по лицу, беззвучные и горькие. Папа обернулся, удивлённо вскинул брови, застыл с шампуром в руке. "Дочка, ты чего, а?"