– Он опять накормил дочку на улице, – обычным тоном возмущённо высказала теща. Эта фраза была уже стандартной в такой ситуации. «Накормил на улице…» Даже если в ресторан он отведет все семейство и там подадут шикарное блюдо, она все равно будет считать это улицей, – я вам приготовила борщ, есть гуляш, пюре, котлеты. Вот Лена салат настругала, а ты перебил аппетит у ребенка. Мы тебе постоянно говорим, что надо ей питаться дома, а не на улице. Зачем ты так поступаешь?

Скандал неминуем. Иногда слова, и та энергетика, которую они несут переполняют чашу терпения и даже самый добрый и относительно спокойный человек, который не любит ругаться и всегда старается идти на компромисс может взорваться и ответить. Андрей чувствовал, сейчас или никогда, он должен показать этим женщинам, кто здесь хозяин, и на компромисс идти поздно, или он просто не хочет, или не знает другого более эффективного способа.

– Я поступаю как считаю нужным, – в горле предательски пересохло. Повисла пауза.

– А мы, по-твоему, не знаем ничего? – как-то неестественно громко взвизгнула теща.

– Андрей опять ты… – на выдохе произнесла жена, закатывая глаза, и опираясь правой рукой на столешницу.

«Опять играет сцену…» – пронеслось в голове Андрея. Краем глаза он увидел, что дочь плотнее прикрыла дверь в свою комнату, – «Началось».

Жена на одном дыхании выпалила, все также прикрывая глаза и мелко вздрагивая: – Ты все время пропадаешь на работе, не отвечаешь на мои сообщения, звонки, не прислушиваешься к нашим советам, ты как будто в своем мире витаешь и вот мы просим тебя два раза в неделю забирать Леночку из студии, и ты даже это не в силах сделать…. опять эти слова…. Опять ты своевольно себя ведешь, непростительно – она внезапно сорвалась на фальцет, но пока не зарыдала, а это ожидалось.

Андрея от этого града совершенно незаслуженных обвинений всего передернуло, «Должен, должен, должен… И вновь я… я… я…»

Теща пока не вмешивалась, посматривая то на него, то на дочь испытывающим взглядом и недовольно хмурясь. Тем временем, Маша, продолжая все больше себя накручивать говорила:

– У меня на работе и так каждый день завал, а на тебя совершенно ни в чем нельзя положиться. Уже больше нет сил, – на ее глаза навернулись слезы, и она требовательно взглянула на мать, теща вся напряглась и изготовилась к решительному «броску» – мама… ну что же вы молчите! – и заплакала наконец.

«Запрещенный прием», – печально подумал Андрей, но ничего поделать он не мог. Почти всегда все скандалы завершались именно так, особенно при участии «многоуважаемой» Елизаветы Михайловны. Жена причитала, обвиняла его, не давая и слова в оправдание вымолвить, потом обращалась к матери, начинала плакать, а после…

– Какой мужик мелкий сейчас пошел – сурово тут же, как по команде, выдала свое коронное теща, – Не опора в семье, а только обуза. И опять Машенька плачет, опять у Леночки уроки не учены, а уже поздно и скоро ночь на дворе. Но что же, я, не буду я вмешиваться, но ты Андрей… думай, что делаешь!

Она досадливо всплеснула руками и с притворным желанием не вмешиваться попятилась, но очень медленно к выходу их кухни. Тем не менее Андрей знал, что она жаждет продолжения и скажи еще хоть кто-то из них, хоть одно слово, скандал непременно затянется. Но в этот раз кроме чувства вины никаких травм ему нанесено не было. Андрею то ли от усталости, то ли от досады, не хотелось ничего говорить, а Маша, внезапно судорожно всхлипнув со всех ног выскользнула из кухни, даже чуть потеснив мать. Произошедшее остановило «фурию» и заставило действительно засобираться наконец домой, но она не преминула ужалить напоследок, застегивая пальто:

– Все семьи как семьи, живут душа в душу… Ах, а ваша, не ожидала я что ваша, кто в лес, кто по дрова каждый сам по себе.

Андрей так и застыл в недоумении, не зная, что ответить. Злость закипала в нем, и он ничего лучше не нашел как сказать:

– Шли бы вы лучше отдохнуть, мама.

И конечно же эта фраза была ошибкой. Елизавета Михайловна, театрально вздохнула: «Ах!» и громко хлопнув дверью удалилась. Теперь еще несколько дней будет с ним не разговаривать, но приходить, конечно, будет.

В квартире стало тихо. Он стоял посреди коридора вслушиваясь в эту тишину. Время как будто бы остановилось. Так прошло несколько минут, прежде чем к Андрею вновь вернулось самообладание и осознание, что необходимо как-то продолжать этот день и наконец закончить, обрубить клубок проблем.

Не спеша проследовав в ванну, он разделся и встал на холодных пластик ванной, задвинул шторку и включил воду. Она была холодной, и он то и дело вздрагивал, но менять температуру не было желания, расслабляться он не хотел. Напротив, холодный душ возвращал его к действительности. И когда он снова оделся, вышел из ванной, проследовал на свое обычное место, в кресло на балконе, выходящем из кухни, все произошедшее за день пронеслось в голове. Утомительное совещание, ужин с дочкой, разговор с другом, перепалка с женой и тещей, обидные слова сказанные в ходе ссоры, его обычные усталость, гнев и бессилие.

На часах первая четверть двенадцатого. Так быстро пролетело время, а завтра новый день. И снова все по-прежнему хорошо знакомому сценарию, все безвкусно и пресно, непонятно и что характерно нерешаемо. Вроде бы внешне все неплохо: есть дом с почти выплаченной ипотекой, жена, дочь здоровая и умная, в общих чертах стабильная работа. Однако в этом пазле были пробелы: отсутствие прогресса в карьере, надоедливое и бестолковое руководство, бесконечные ссоры дома, отсутствие времени на ребенка, проблемы у жены на работе и постоянная усталость. Внезапно Андрей поймал себя на мысли что уже около десяти минут бессмысленно пересматривает список контактов в телефоне. Да… совершенно очевидно, что ему хотелось выговориться, поведать о всех своих волнениях и посвятить кого-то в свои мысли, быть может сообща в беседе найти выход. Но с кем поговорить? Юрка, он конечно проницательный очень, но все-таки человек не семейный и вряд ли поймет его проблемы, Елена (Елена Павловна – один из завучей в школе) с единственной из сотрудников школы у него сложились теплые, доверительные отношения всегда советовала ему одно и то же – разводиться, забирать дочь и уезжать в Москву, но он знал, что это не выход. Мама… нет, звонить среди ночи матери и говорить с ней о том, что твориться на душе, не могло быть выходом. Зинаида Федоровна, с самого начала была против его поездки в глубинку, и только два раза за все годы его проживания здесь приезжавшая в гости (в остальное время он приезжал к ней в столицу сам), естественно отреагировала бы эмоционально и поэтому тревожить ее Андрей не хотел.