Признаться, этот смех произвел на меня даже более гнетущее впечатление, чем хоромы Меджидова. Выходило, присваивать государственные деньги, строить для себя дом на триста тысяч - вещь вполне нормальная и естественная!

Было время полевых работ, и в поселке я никого не встретил, кроме стариков и детей.

Я спросил, как пройти к дому культуры. Меня проводили мальчишки... Дом был еще не готов.

.. .На следующий же день, сообщив о своих подозрениях в соответствующие органы и получив разрешение, я нагрянул в совхоз - на этот раз уже не тайно. И не один. Опечатал склады, всю бухгалтерскую документацию. К вечеру из Баку прибыла группа экономистов, специалистов по сельскому хозяйству. Пока шла ревизия, я разговаривал с местными жителями. Расспрашивал об оплате труда, условиях работы, об отношении к ним дирекции и лично Меджидова. Однако, как я и предвидел, особых откровений не услышал. Дух послушания, трусливой житейской осмотрительности царил в этих местах, и это было не меньшим, а, может, даже большим ущербом, который принес совхозу и его людям ловкач Меджидов, нежели материальные растраты. Однако смелые честные люди есть везде. Даже там, где, казалось, все отравлено мздоимством и подхалимством..,

– Уважаемый товарищ! Уж не хочешь ли ты поймать змею рукой Сеидахмеда? сказал мне один старый сельчанин.
– Если так, пожалуйста, вот она, моя рука!.. А вообще-то ты государство, за тобой - сила! Вызови Меджидова и спроси сам, каким образом он заделался таким барином. Ведь лохмотьев его отца, лысого Вейсала, сам черт испугался бы. Чуть ли не с протянутой рукой ходил Вейсал по селу, постоянно жаловался на судьбу. Так что ж случилось? Откуда на Меджидова свалилось вдруг богатство? У нас, слава богу, Советская власть...
– Старик помолчал и закончил с иронией: - Не знаю, братец, быть может, мы тут чего просмотрели, отстали от жизни. Может, вышел такой указ, чтобы в каждом селе завелось по одному такому беку, как этот сын лысого Вейсала?!

Другой, помоложе, поддержал старика:

– Мы не завистливы, пусть у Меджидова будет и дом, и машина. Но... Неужели один человек может заработать больше, чем все село вместе взятое?! Вот я, например, приношу домой сто пятьдесят рублей, да жена сто сорок. У нас единственная дочь - школьница. И то мы не сразу собрали на пианино! А у Меджидова денег куры не клюют!

Произведенная проверка показала вопиющую растрату. Речь шла о миллионах...

Я вызвал Меджидова и ознакомил его с результатами проверки.

– Если вы возражаете против чего-то, скажите, - предложил я ему.
– Быть может, что-то, на ваш взгляд, неверно?

– Нет, все верно, - хладнокровно ответил тот, возвращая справку. И добавил: - Конечно, если бы я узнал заблаговременно о проверке, все это можно было бы в два счета исправить...

– Скрыть следы преступления, вы хотите сказать?

– А я не считаю это преступлением! Тут уж, признаться, я открыл рот от изумления. Видел наглецов, но такого...

– За пятнадцать лет, что я здесь проработал директором, я дал государству прибыль в тысячу раз больше, чем деньги, мне здесь... приписанные, - он кивнул на справку.

– Как вам не стыдно!
– вышел я из себя.
– Во-первых, деньги эти не приписаны. Вы их нагло присвоили. Во-вторых, прибыль, как вы изволили выразиться, государству дали не вы, а труженики совхоза. Те, кто работают на полях от зари до зари.

_ Не будь меня, каждый из них тянул бы в свою сторону. .. Растащили бы весь совхоз.

_ Вы и взяли себе "монополию"? Таскать одному?

_ Одному человеку не разграбить такой совхоз, - ухмыльнулся он.

– Проверка показала, что совхоз разграблен. Почти все показатели дутые. За счет приписок ходили в передовиках! ..

Он промолчал. Однако, судя по всему, разговор со мной, как и проверка, не очень напугали его. Наверняка он надеялся на поддержку могучих покровителей, видимо не раз уже выручавших его. Вывезут, дескать, и на этот раз...

– Очевидно, вас кто-то поддерживает... Но на этот раз вы просчитались. Ваши преступления настолько велики. ..

– Я преступлений не совершал, - повторил он, но по тому, как забегали его глазки, спрятанные за оплывшими веками, я почувствовал, что мои слова произвели должное впечатление.

Он был арестован.

В тот же день я вызвал на допрос и Мусу, того самого, что свидетельствовал на суде против Валеха. Первое, что меня поразило в нем, - лакейски согнутая спина. Причем не от старости и не от тяжелой крестьянской работы, нет. Муса угоднически согнулся, как только переступил порог кабинета. И как вошел, так сразу же впился в меня взглядом - вот, мол, я, делайте со мной что хотите, я человек послушный. Он не был стариком, этот Муса, но, когда он вошел, на меня так и дохнуло чем-то давно отжившим, затхлым. Я словно бы увидел перед собой крестьянина прошлого столетия, забитого, бесправного, темного. Правда, даже будучи темным и бесправным, азербайджанский крестьянин сохранял в себе чувство собственного достоинства. Сколько в минувшие времена скрывалось в лесах и горах гачагов, удальцов, вольнолюбивых смутьянов! И ведь почти все они были из крестьян!.. Человек, который предстал передо мной, воплощал в себе только негативную сторону старого крестьянина. Да ко всему был откровенный трус.

– Расскажи-ка, что там за история была у Валеха с сыном Меджидова?

Нижняя губа Мусы задрожала, и он ответил прерывающимся голосом:

– Уважаемый начальник, я сказал на суде..,

– На суде ты говорил неправду. Он уставился в пол.

– Чего ты боишься? Ведь Меджидов арестован. Он быстро глянул на меня и тут же изложил события точно так, как Валех.

– И тебе не стыдно было лгать на суде?
– спросил я.

– Так ведь, уважаемый товарищ начальник...
– Нижняя губа у Мусы опять запрыгала.
– Ведь... Откуда нам было знать, что товарища Меджидова можно арестовать. Если б мы знали...