По большей части, когда сияние моего возвращения угасло и они закончили расспрашивать об острове, все исчезли, так же интересуясь моей жизнью в той же степени, как и до того, как я покинула Бостон.

Не обязательно было приятно видеть, как людям, которых я знала много лет, явно наскучила правда о моем исчезновении, но, по крайней мере, Кэл выглядит менее склонным совершать массовые убийства теперь, когда в доме тихо.

Или было тихо.

Мама врывается в комнату, длинный красный шелковый халат волочится за ней по полу, в одной руке бокал белого вина. Она стоит у камина из белого камня, держась на расстоянии, пока мы ждем прихода папы с Арианой и Стеллой, которые, по-видимому, были заняты чем-то другим.

— Ты могла бы, по крайней мере, попытаться одеться как Риччи, — замечает она, скривив губы, когда осматривает мой наряд. — Вместо дешевого аромата Кэллума.

Я не отвечаю, зная, что в конце концов она устанет от оскорблений. В ее игре всегда на первом месте была критика, на втором — любезности, и всегда оставалось только переждать.

Медленно потягивая вино, мама пристально смотрит на нас с Кэлом, и жар ее взгляда почти заставляет меня встать на ноги и пересесть на другой стул.

Мои пальцы подергиваются на коленях, нервы разъедают любой источник комфорта, создаваемый близостью моего мужа. Любезности были бы кстати в любое время.

Но Кэла, похоже, это совершенно не трогает, он откидывается назад и кладет руку на спинку дивана. Его пальцы играют с кончиками моих волос, стимулируя мои нервные окончания, тело возбуждено и готово к большему.

Всегда готово к большему, когда дело касается этого человека.

Бабашка, пошатываясь, входит в комнату через несколько минут после того, как мы устраиваемся, одетая в брючный костюм королевского синего цвета и ворчащая по поводу того, что ее обманули во время игры в бридж. Она замечает меня, ее морщинистое лицо расплывается в улыбке, она подходит, наклоняясь, чтобы заключить мою верхнюю половину тела в медвежьи объятия.

— Nipotina! — говорит она теплее, чем когда-либо. Легкий намек на выпивку, который я чувствую, смешанный с несвежими духами, говорит мне, почему. — Судя по тому, как твоя мать дулась здесь последние пару месяцев, я начала думать, что ты умерла, а я пропустила похороны.

Я сдерживаю смех, но он звучит неестественно.

— Нет, только вышла замуж.

— Вроде то же самое, да? — говорит она, невнятно произнося слова одним уголком рта, затем переводит взгляд на Кэла рядом со мной. — Без обид, конечно, дорогая. Просто я знаю мужчин из мира моего сына. Черт возьми, мой муж основал здесь семейный бизнес. Я знаю, как тяжело это может сказаться на браке.

— Может быть, не сравнивайте конкретных незнакомцев с дерьмовыми мужчинами в вашей жизни. — Его глаза отрываются от ее, быстро пробегая по комнате и обратно — так быстро, что у меня нет шанса увидеть, на что он смотрел. — Я могу обещать вам, что мы совершенно разные.

Мама фыркает в свой бокал с вином.

Бабушка прищуривается на него, закидывая сумочку повыше на плечо.

— Ты удивишься, как часто я это слышу. — Зевая, она убирает белую челку со своего лица, похлопывая меня по щеке, когда выпрямляется. — Я собираюсь лечь спать до прихода твоего отца, но уверена, что увижу тебя на концерте.

Кивнув, я наблюдаю, как она идет по коридору мимо лестницы, направляясь к комнате в задней части дома.

Мою кожу покалывает от осознания того, что мама внимательно смотрит на меня, и я начинаю наклоняться вперед и опираясь на колени, но Кэл запускает пальцы в мои волосы, скручивая их, пока они не оказываются на одном уровне с моим затылком. Я бросаю на него взгляд краем глаза и осторожно тяну, чтобы не предупредить маму о том, что он делает.

— Она пытается проникнуть тебе под кожу, — говорит он тихим голосом, но достаточно громко, чтобы я могла услышать. — Не позволяй ей иметь такую власть над тобой.

— Она просто пялится, — шиплю я в ответ, мой голос такой же низкий.

— Ревность, малышка. Не так привлекательно на всех, как на тебе.

Я издала тихий, раздраженный звук.

— Я даже не знаю, к чему она ревнует.

Его рот приоткрывается, как будто для ответа, но в следующую секунду входная дверь распахивается, папа и мои сестры спешат внутрь, вода капает с их плащей на сухой пол.

— Grazie a Dio (п.п.: от итал. Слава Богу), Рафаэль! — огрызается мама, расплескивая вино и указывая в сторону фойе. — Ты повсюду растащил грязь.

Папа бормочет что-то себе под нос по-итальянски, входя в гостиную с видом, готовым к спору. Он останавливается как вкопанный, когда замечает нас с Кэлом на диване, глаза у него чуть не вылезают из орбит.

— Елена, — говорит он, моргая, как будто на самом деле не верит, что я реальна. — Ты здесь.

Я вскакиваю на ноги, когда чувствую, что Кэл отпускает мои волосы, хотя то, как он позволяет своим пальцам расчесывать пряди, кажется несколько неохотным с его стороны. Двигаясь, чтобы обнять папу, я целую его ошеломленное, румяное лицо в обе щеки, воспоминания о том, как я видела его в последний раз, исчезают в ту секунду, когда я оказываюсь в его теплых объятиях.