Для последнего великая княгиня требовала уверительной записки короля государю, но посол категорически отказался устраивать подобным образом брак, поскольку на подобные дела он не получил соответствующих полномочий. И набрал в рот воды, чтобы речь не заходила о браке

Но союзный договор между римским королем и московским государем был всё же подписан и гласил:

«По воле Божьей и нашей любви мы, Иоанн, Божией милостью государь всея Русии, Владимирский, Московский, Новгородский, Псковский, Югорский, Вятский, Пермский, Болгарский и проч. условились со своим братом, королем Римским и князем Австрийским, Бургонским, Лотарингским, Стирским, Кринтийским и проч. быть в вечной любви и согласии, чтобы помогать друг другу во всех случаях. Если король Польский и дети его будут воевать с тобою, братом моим за Венгрию, твою отчину; то извести нас, и поможем тебе усердно и без обмана. Если же и мы начнем добывать великого княжения Киевского и других земель Русских, коими владеет Литва, то уведомим тебя, и поможешь нам усердно. без обмана. Если и не успеем обослаться, но узнаем со стороны, что война началась с твоей или моей стороны, то обязываемся немедленно идти друг другу на помощь. – Послы и купцы наши да ездят свободно из одной земли в другую. На сем целую крест к тебе, моему брату… В Москве, в лето 6998 (1490), августа 16».

Союзный договор такого содержания был подписан в «совсем последних временах», через 5 месяцев после гибели Ивана Младого, за 8 месяцев до ареста Андрея Большого…

Сей первый договор с германской землёй, с Австрией, написанный на хартии, был скреплен золотой великокняжеской печатью. Государь пожалова посла Максимилиана, Георга Делатора в «золотоносцы», то есть в знатную персону, имеющую знаки отличия в виде золотых украшений, дал ему золотую цепь с крестом, горностаевую шубу и серебряные шпоры, в знак рыцарского достоинства.

Посол, словно что-то зная наперед, набрав по-прежнему в рот воды, когда его возвращали на брачные круги, поднес великой княгине Софье, «тёще» от «зятя» в дар весьма странный символический королевский подарок: серое сукно и попугая.

Не исключено, что подарок попугая «тёще» был посольской импровизацией остроумного посла Делатора, подчеркивавшего вторичность суждений римлянки и говорящей то, что надобно государю Ивану. «Попугаем» и в заморских странах неодобрительно называли тех, кто повторяет чужие слова и мысли, не имея собственного мнения и суждения. «Попугайничать», по мысли посла, вообще было «болтать зря»: вот и «теща» Софья «болтала зря» о династическом браке дочки, а посол на этот счёт предусмотрительно набрал воды в рот. Подарок-то символический «тёще» был, оказывается, ещё с подначкой и издёвкой.

Как-то, сразу после отбытия из Москвы королевского посла с союзным договором», проходя мимо покоев своей супруги, государь услышал нечеловеческий голос озорного попугая:

– Зять Макс – король!

Государь не знал, кто такой штучке научил попугая – посол или супруга венценосная, но весело и от всей души расхохотался. Но своим хохотом заставил опечалиться великую княгиню, денно и нощно пекущуюся о том, как бы выдать дочку за короля и посадить на престол своего сына Василия на, законного «брата древних греческих царей».

Только через значительное время государь услышал из покоев великой княгини другой выкрик ученого попугая:

– Зять Макс – дурак!

Хотел было рассмеяться государь, да саданула под сердце лихая мыслишка: «Чего смеяться-то?.. И с браком дочки, и с союзническим договором кинул их «зять Макс-король», совсем не дурак оказался, за дураков других держа, требуя невесту показать и узнать цену приданого… Прав ты был, государь, на корыстную римлянку, позарившуюся на тверское приданое и пошедшую на подлог византийский, найдётся ещё более корыстолюбивый и наглый… Хорошо хоть на корону не купился по дешевке государь, брат древних греческих царей…»

Несколько ещё было посольств от государю Ивана к королю Максимилиану и ответных… От доверенного Софьи, грека Юрия Траханиота, на нескольких языках говорящего, отвезшего дары великого князя и великой княгини – 80 соболей, камку и кречета – и договор, для одобрения и клятвенного утверждения узнали следующее. Римский король поначалу завоевал многие места в Венгрии, договор готов выполнять, но о сватовстве уже не говорит ни слова.

Дальше – больше… Посол Юрий вернулся в Москву 30 августа 1491 года с подписанной королем Максимилианом союзной грамотой, которую государь тут же приказал отдать в хранилище государственное. Однако с глазу на глаз Юрий передал государю, что до него дошли слухи, что вдовец Максимилиан, долго не имев ответа от великого князя, в угождение своему отцу-императору Фридриху уже помолвился с княжной бретанской…

Государь пересказал Софье содержание этого разговора с Юрием и в сердцах бросил:

– Какого же ответа же ждал король, коли посол Делатор сказал, что не уполномочен вести переговоры о браке…

– Как в рот воды набрали что посол, что «зять»-король… – презрительно цыкнула великая княгиня. – …Но мы их выведем на чистую воду…

– Как ты их выведешь на чистую воду?.. – устало и безмятежно спросил государь.

– …Заставим лгать и объясняться… объясняться и лгать… это унижает и уничтожает королевское достоинство… – с угрозой в голосе промолвила Софья.

Действительно, государь на этот счёт ничего не предпринимал, но Софья по своим каналам через греков и латинян вынудила всё-таки объясняться «короля Макса».

Король римский вторично прислал посла Делатора. Посол в извинительных выражения умолял великого князя и великую княгиню не досадовать за помолвку «зятя Макса» на принцессе бретанской и рассказал длинную историю в оправдание недостойного королевского поступка.

– Король римский Максимилиан… – закатывал мученически глаза хитрый посол. – весьма желал чести быть зятем великого князя; но… – посол выдохнул со стоном раненой души и поверженного ниц сердца. – …Бог не захотел этого… Разнесся в Германии слух, что я и послы московские год тому назад, отплыв на двадцати четырех кораблях из Любека, утонули в штормовом бурном море…Король наш думал, что государь Иван не сведал о его намерении вступить с княжной московскою. Дальнее расстояние не дозволяло отправить нового посольства, и согласие великого князя было ещё не верно. Между тем время текло. Князья немецкие требовали от императора Фридриха, чтобы он женил своего сына-короля, и предложили в невесты Анну Бретанскую. Фридрих убедил Максимилиана принять её руку. Когда же король узнал, что мы живы и что княжна московская могла быть его супругою, то искренне огорчился и доныне жалеет о невесте столь знаменитой…»