Он не знал, стоит ли делиться выводами с Сусликом и Королём. И точно знал, что пока не стоит делиться этим с Волковым. Волков его в лучшем случае просто убьёт, в худшем предложит инициацию, причем не в порядке теста, а без права обжалования. Он, конечно, всё равно её предложит рано или поздно, но лучше поздно. Однако делать что-то нужно уже сейчас, потому что если отследил я — может отследить и еще кто-то. Даже не обязательно враг.

Он вспомнил "Меморандум Ростбифа". Да, самое страшное — это случайные люди, совершающие случайные поступки. Как тот чиновник, который забыл дать оповещение по львовской области. Психолог был неправ — сон стучится в черепную коробку не для того, чтобы пробудить эмоциональную реакцию. Он напоминает об этой, именно об этой полынье, в которую провалились и родители, и забывчивый львовский службист, и многие другие…

Ты можешь всё делать правильно. Ты можешь выложиться до предела и через предел — и все равно проиграть. Потому что Аннушка не только купила подсолнечное масло, но и разлила. Потому что человек в трехстах километрах от тебя получил несправедливый разнос, расстроился и не выполнил до конца предельно ясную и заученную служебную инструкцию.

Габриэлян отхлебнул чаю и пристроил в уголок схемы новые данные по институту земного магнетизма. Четвертый отдел института уже неделю возглавляла некто Умида Шаймарданова. Умида Тимуровна начала свое земное существование три месяца назад. Зародилась в электронных архивах, как мышь в прелой соломе. Носительница же имени была существенно старше своих документов, до недавнего времени звалась Олмой Бокиевой и проживала в одном из пригородов Омска — а занималась тем же земным магнетизмом. А потом растаяла в воздухе и материализовалась уже в ЕРФ. И люди господина Сокульского, советника Сибирской Федерации, прихваченные в Тамбове, охотились именно за ней. Тамбов был ложным следом, и этот след отменно взяли. Ох, Аркадий Петрович, да нешто вы думаете, что Сокульский, которого в Управлении между собой называют просто Хан Кучум, это дело так и оставит?

Не думаете. Полагаю, собираетесь укрыться за старой сварой, как за щитом. Поссорился Иван Иваныч с Иваном Никифорычем и с соседом его — и теперь они так и таскают друг у дружки промышленные разработки и ценных специалистов. Просто так. Из вредности.

На какое-то время это поможет. На какое?

Габриэлян посмотрел на часы. Выспался? Пожалуй, выспался. Есть чувство состоявшегося отдыха, внутренняя энергия. Спасибо Аркадию Петровичу и Майе Львовне. Воображаемый зелёный маркер отчеркнул еще одну позицию: теперь она не должна быть единственной женщиной. "Официальная" любовница мне сейчас скорее вредна.

Список вредных для здоровья вещей, однако, растет. И когда-нибудь схлопнется. Он допил чай, свернул терминал. Ненаписанные, не произнесенные вслух слова "нелегальная космическая программа" остались висеть в воздухе, потом погасли.

— А Москва высока и светла. Суматоха Охотного ряда[2]…

Уберечься невозможно. Значит, нет никаких причин не делать то, что хочешь.

________________

[1] Автор «Наставления о чае», XVI век.

[2] Давид Самойлов, "Выезд"

Прибігла фурія із пекла,

Яхиднійша од всіх відьом,

Зла, хитра, злобная, запекла,

Робила з себе скрізь содом.

Ввійшла к Юноні з ревом, стуком,

З великим треском, свистом, гуком,

Зробила об собі лепорт,

Якраз її взяли гайдуки

І повели в терем під руки,

Хоть так страшна була, як чорт[1].

Котляревский И. «Энеида»

Традиция требует, чтобы штаб-квартира транснациональной компании, занимающейся целевыми высокими технологиями, занимала айсбергоподобную башню из стекла и бетона. Кабинеты высшего руководства, при этом, должны находиться уже где-то в стратосфере.

Штаб-квартира "Орики" располагалась в небольшом особнячке в квартале Марэ. Да-да, именно "на болоте". Вышло так, что и в девяносто третьем — девяносто пятом (тысяча семьсот, естественно), и в семьдесят первом (тысяча восемьсот), и в десятом, и в пятнадцатом годах (уже двадцать первого века) и далее вверх по линии тут стреляли мало, а потому ни барону Осману, ни его преемникам работы не нашлось.

Особнячок, построенный в XVI веке и отделенный лишь забором от дворца Сюлли — любой парижанин, услышав это, сразу поймет, что здание стоит раза в три дороже среднего небоскреба в деловой зоне — был внутри существенно вместительней, чем снаружи, поскольку теперь уходил на восемь этажей вниз. Всего на восемь. Руководство "Орики" полагало, что переизбыток управленцев не является признаком благополучия. Потому подземные апартаменты были просторны, а число их обитателей — сравнительно невелико.

Как во всяком уважающем себя старинном особняке, здесь водились призраки. Совершенно официально. Второй конференц-зал на минус четвертом этаже так и называли «комнатой с привидениями» — именно сюда являлись пообщаться в виде голопроекций сотрудники управления, работающие дистанционно.

Получив вызов в «кабинет призраков», заместитель начала транспортно отдела господин Готье проклял все и создал собственного «призрака»…

…Обычно женщина за терминалом номер семь не пользовалась ненормативной лексикой. Это было непродуктивно, нарушало рабочую атмосферу и, главное, совершенно не помогало. Но вот сейчас ей очень хотелось выругаться, причем не по-русски, с упоминанием всяких там аспектов телесного низа, а на западный манер — с обращением, так сказать, в потусторонние сферы. Чтобы помянутый ею обитатель сфер — желательно могущественный и склочный — вздребезнулся, схаменулся, отправился портить жизнь помянувшей — и тем отвлек её на какое-то время от безобразной картины на экране. Вероятно, раньше выражения вроде "черт меня побери совсем" имели именно такой смысл.

Представитель транспортного отдела возник на экране мгновенно. Если бы госпожу Эмилию Льютенс сколько-нибудь интересовало выражение его лица, то она бы поняла, что он как раз сейчас созерцает то самое могущественное и крайне склочное существо, которое ей так хотелось призвать на свою голову.

— Скажите пожалуйста, господин Готье, вы случайно не знаете, что такое продукт си-зет двадцать три сорок восемь дробь одиннадцать си?

Господин Александр Готье, вообще-то, был очень компетентным специалистом. Но обладал развитым чувством самосохранения. Он вздохнул и сказал: