— Все, хватит болтать. — все еще смотря в пол, уверенно махнул рукой Френтос. — Из-за вас, уважаемых сучек, Соккон стал похож не на благородного пижона как обычно, а на оборванца с улицы. Хоть так ему идет больше, так быть не должно, и в этом виноваты вы. Иными словами… — с головой поднял кулаки Френтос, и тут же начал их разнимать перед грудью, уже злым огнем своих глаз сверкнув на Лисицу. — …вам за это не жить.

Свод пещеры был слаб, что было очевидно для острого глаза Лисицы. Всего немного усилий, и он обрушится, а с тем похоронит под собой и ее, и ее противника. Она была пессимистична все время, сколько себя помнила, и немного изменилась только после встречи с Бризом и Сестрами несколько лет назад. Все равно, пессимисты, как и люди от природы депрессивные, часто глушат свои печали и переживания в себе самих, не пуская их наружу, при близких людях совсем о них забывая, тут же начиная сверкать счастьем даже ярче, чем вечные оптимисты. Можно ли это отнести к правилу «Чем ярче свет, тем гуще тень»? Пожалуй. И то же можно было сказать о Лисице. Ее жизнь была слишком ужасна до появления в ней существ, которые и теперь, ввиду существования подобного Френтосу монстра, находились в опасности, и которых она сама когда-то клялась защищать хоть ценой собственной жизни. Она не могла допустить, чтобы, после нее, он добрался и до них, и вполне была готова пожертвовать ради этого собой. Именно об этом она говорила Френтосу недавно — она загнала себя в ловушку не в тупиковой пещере, и не тем была тогда опечалена, ведь все равно еще могла от него улизнуть. Она просто не оставила себе иного выбора, как сыграть в «дурака» с самой смертью, и сама выбросила из колоды все свои козыри, и только неизбежным проигрышем была теперь напугана.

Но и Френтос все еще метался в выборе. Тот же принцип, описанный мною ранее, лишь отчасти действовал на него, уже слишком хорошо знакомого с Хемирами в принципе, но оттого заранее только снисходительнее к ним относившегося. Характер девушки выдавали ее слова, и она правда не могла быть так уж для него опасна. Он думал, что, возможно, из встреченных им трех Хемир конкретно она и не причиняла его брату вреда, и она сама говорила, что не хотела ни с кем сражаться, да и у нее никогда бы не хватило сил, что причинить Соккону вред в открытом бою. Все равно, ее глаза горели слишком ярким светом решимости, и это вряд ли были блики света Зоота на зверином зрачке ее белых глаз. Что-то во взгляде всех животных выдавало их настроение и мысли, и Френтос не раз замечал это раньше даже у обычных дворняг. Лисица правда собиралась его убить, и Френтос, коли умирать не собирался, должен был убить ее первой, или же хотя бы обездвижить в успокоение, что вполне позволяло его окто. Нужно было лишь разрушить внутреннюю ауру противника, и он как раз думал, может ли сделать так, и не убивать противника на месте, решиться на что даже ему, на самом деле, было все еще весьма тяжело.

— Все-таки, расскажи ты мне напоследок, чего хочет от Соккона Геллар? Про Душу кого-то там я уже слышал, как и про то, что Геллар решил ничего Дорану не приносить. Если это так — чего еще он может от нас хотеть?

— Это…их планы. Мы лишь следуем их указаниям, не больше. — покачала головой Лисица.

— Так вам ничего не рассказывают, а вы слепо за ними идете?

— Я следую за теми, кто мне дорог. За своей семьей.

Френтос промолчал, только едва заметно прикусив губу.

— Дедушка просил нас привести Соккона к Геллару в Синокин. Мы пытались довольно долго, но он постоянно уходил от нас. Мы думали, что он трус, и просто боится нас, пока не разделились. Он поймал меня как ребенка, и сразу прижал меч к горлу. Но…не стал убивать. Я говорила с ним, и поняла, что нам не зачем враждовать… — задумалась Лисица.

— О чем вы говорили? — задумался уже Френтос. Даже ему было очевидно, что у Соккона были свои планы на эту ситуацию, и он даже пытался что-то об этом рассказать брату. Если бы только Френтос не был таким своевольным и вспыльчивым, может быть, ему бы и не пришлось теперь гоняться не весть где за изначально не слишком враждебной Лисицей, тем более если бы оказалось, что они изначально с Сокконом не были врагами. И, зная альфонса Соккона с хорошей стороны, они и вовсе могли успеть при одной подобной встрече, и с мечом у горла, потом немало сблизиться. Теория обычная, но, увы, после возвращения Лилики, не слишком правдоподобная.

— Он просил держать это в тайне. И теперь я понимаю, почему. — увереннее подняла голову она, крепко сжимая кулаки, каким-то чудом не ранившие ладони когтями, пропустив их будто между пальцев. — Монстр с Синим Пламенем. Я не скажу тебе ни слова!

Она рванула в его сторону так резко и неожиданно, что Френтос едва не поскользнулся на льду под собой, лишь в последний момент сдержав одной левой рукой правую руку девушки у самого своего уха. Его уже коснулись ее когти, но они не могли пробить его внутреннюю силу, обволакивающую тело постоянно, и всегда готовую к материализации. На мгновение она остановилась перед ним, и он легко разглядел выражение ее лица — она была почти в отчаянии, и над крепко сжатыми в злой гримасе клыками почти так же ярко, как и ранее у того же загнанного в угол Серпиона, отчаянной злобой горели влажные и дрожащие глаза. Она не рассчитала сил, погорячилась, и нанесла удар не вовремя. Даже с ней такое случалось очень редко. Теперь она была полностью открыта для удара противника, и, зная его силу, буквально на месте попрощалась с жизнью. Ее тело оцепенело, и его уже железной хваткой обволакивала внутренняя сила противника. Она не могла уклониться, и даже об этом не думала.

Френтос оттолкнул ее назад, но не слишком сильно, пускай девушка и потеряла равновесие, поскользнувшись в последний момент, и со скрежетом когтей ног о лед упав на спину. Она чуть откатилась назад, сделала неловкий кувырок, и резко подпрыгнула, встав на ноги уже чуть дальше и в полуприсяде, теперь крепко вцепившись когтями в лед под собой, будто готовясь к рывку с опорой на землю. Френтос мешкал, сам теперь ожидая реакции врага, правильно ли она поймет его действия, и станет ли атаковать снова. Он уже понял, что хотел сделать, и что на самом деле происходило в канализации все последнее время. Он понимал даже истинную цель Лисицы, которую самой ей так и не объяснили, и что он хотел сделать сам, когда та успокоится — сейчас она точно не была готова его слушать, и эта ситуация только больше напоминала ему его недавний бой с Серпионом на арене цирка Дафара. Отчаяние было слишком страшной силой для него, и он не понаслышке знал, на что способны познавшие его люди и Хемиры. И, к сожалению, способ вернуть девушке разум он тоже знал только один, и было бы хорошо ему не облажаться в его исполнении — с его силой ошибок противник мог просто не пережить.

Крепко сжав зубы от злости, Лисица только подтвердила истину своих мыслей. Дело было не в том, что Френтос не пытался причинить ей вреда, а в том, что он, чувствуя свое превосходство, игрался с ней, как с жертвой, и потому не пытался теперь бить ее всерьез. Она подумала именно так, и оттого только сильнее пламенем ненависти разгорелось в ее груди звериное сердце, и только большими, более частыми валами изо рта ее меж скрипящих друг об друга клыков валил едва заметный на фоне ее белой кожи пар. Пускай она и понимала, что в открытом бою ей не победить Френтоса, способ более рискованный, даже смертельный для них обоих, был все еще ей доступен, и она уже почти смогла на него решиться. Другого выхода не было, она не могла убегать, не могла победить, и уж точно не собиралась с ним больше говорить. Ради всех, кто был ей дорог, и для кого этот монстр был все еще опасен — она должна была это сделать. Таков был ее выбор. Она должна была пожертвовать собой.

— Будь ты проклят!

Резкая вспышка света пронзила глаза Френтоса, уже и самого забывшего про способности иллюзий Лисицы, и теперь только резко и в удивлении прикрыв глаза перед собой левой рукой, также оглушенный внезапным металлическим лязгом и свистом, теперь надеясь только на зрение и ощущение внутренней силы противника впереди. За вспышкой света Лисица снова рванула к нему, нанеся удар по открой груди Френтоса, но лицом почему-то выражая спокойствие, которого точно не должны было на нем быть, что Френтос и сам быстро заметил, как всегда в разы повысив свою наблюдательность в бою, будто битва и вправду была у него в крови. Он не остановил ту атаку — внутренняя аура Лисицы перед ним была слишком слаба. Как бы она не старалась покрыть его окружение своей внутренней силой, Френтос все еще слишком превосходил ее по силам, и его внутренняя аура пробивалась через иллюзии, самым краем своего восприятия задевая источник той внутренней силы куда сильнее, наверняка и являвшийся ее настоящим телом. Это было странно — Френтос чувствовал ее передвижение впереди, по расстоянию будто в самом здании около второго этажа, все время продолжающую подъем наверх. Скорее всего, она поднималась прыжками по стенам, и собиралась для чего-то забраться наверх. Он должен был убедиться во всем собственными глазами, но в них было уже слишком темно от недавней вспышки света, а все пространство перед ним до сих пор занимали размножившиеся иллюзорные копии врага.