Через полчаса незаметно для себя задремал, а проснулся от какого-то движения на гауптвахте. Буквально через минуту в камере вспыхнул свет, дверь открылась и в проеме появился полковник Удовиченко.

– Проходите, ваше высокопревосходительство. – Он сделал шаг вперед и в сторону, пропуская в камеру старика в темном костюме, в котором я узнал командира Отдельного корпуса жандармов генерала Нарышкина. – Вот тут они и отдыхают, голубчики…

Мы с младшим Нарышкиным вскочили, а за нами, потирая глаза, и Каранеев:

– Здравия желаем, ваше высокопревосходительство!

«Быстро же „мухоморы“ стуканули полковнику, а тот, по ходу, оперативно доложился Нарышкину, – мысленно поморщился я. – С другой стороны, может, это и к лучшему…»

Генерал оглядел нас хмурым взглядом и обратился к Удовиченко:

– Геннадий Иванович, я, с твоего дозволения, вот этого заберу на пару минут? – он указал на внука.

– Конечно, Петр Александрович, – кивнул полковник.

Когда главный жандарм империи с внуком вышли, Удовиченко повернулся ко мне:

– Курсант Романов, будьте так добры, проследуйте в свою… индивидуальную камеру.

– Есть, господин полковник. – И строевым шагом направился в коридор.

В самом коридоре услышал глухие удары и стоны из соседней камеры:

– Пока твой отец в этих сраных заграницах делами государственными занимается, – орал генерал, – ты у нас, крапивное семя, тут дуэли вздумал устраивать… – И новый звук удара. – Встать! Я тебе покажу, внучок, как Родину любить!..

– Равняйсь! Смирно! – это уже начал свою «беседу» на повышенных тонах с Каранеевым полковник. – В глаза смотреть, курсант! Здесь вам не тут, понимаешь! Ишь, распоясались! Сгною заживо! – И без перехода: – На каникулы, небось, домой собрались? К мамке?.. Отдохнуть от тягот службы и вечернего досуга? Отставить гробовое молчание и виноватый вид внешности! Отвечать четко, когда с вами разговаривает старший по званию!..

Что уж там ответил Каранеев, я, закрыв за собой дверь в камеру, не услышал, завалился на ставшую уже такой родной шконку и попытался снова заснуть. Однако мне это не удалось – буквально через пятнадцать минут в камеру заглянул Удовиченко:

– Курсант Романов, на выход, вам срочно надо подышать свежим ночным воздухом.

– Слушаюсь, господин полковник.

Сам Удовиченко остался в дежурке, а я прошел на крыльцо гауптвахты, где меня ожидал Нарышкин:

– Алексей, ты это… Спасибо, короче! – он выдавил из себя улыбку и потер костяшки на правой кисти.

– Рад стараться, Петр Александрович, – кивнул я. – Вы не сильно?.. – и указал на его руки.

– Мало еще, – генерал поморщился. – В увольнительную придет, я еще добавлю. И из дома подлеца не выпущу на все время праздников.

– А мне ваш внук показался очень разумным молодым человеком…

– Из-за чего хоть они? А то молчит как рыба об лед, и Каранеев тоже.

– Не в курсе. Мне Демидова с Хачатурян позвонили, вот я и сорвался. Девушки, кстати, тоже ничего не знают.

– Ясно. Ты это, Алексей, в среду в Ясенево приедешь?

– Хотелось бы, но я как раз до среды в училище.

– Орлов готовится, своих гоняет до седьмого пота. Давай, – он протянул мне руку, которую я и пожал, – до среды, и шагай спать. Деду Михаилу привет!

– Всего хорошего, Петр Александрович!

Во вторник утром нас с неудачливыми дуэлянтами до спортивного городка провожали мухоморы. Искренне обрадовавшись, я заметил, что Нарышкин прихрамывает и периодически потирает грудь, Каранеев же пребывает в крайне дурном настроении. В самом спортивном городке мы с молодыми людьми разделились: они пошли дальше, а меня мухоморы повели к моему курсу.

И опять построение, на котором капитан Уразаев без всяких пояснений довёл до остальных курсантов информацию о моем переводе обратно в университет. Не забыл Вадим Талгатович сказать и пару тёплых слов обо мне и закончил самыми наилучшими пожеланиями в мой адрес.

Во время кросса у меня было время обдумать и оценить такое скромное прощание – без участия отца явно не обошлось, а то с нача училища генерала Ушакова сталось бы и общее торжественное построение на плацу организовать, где уже краткими напутствиями великий князь Алексей Александрович бы не обошелся.

После занятий по рукопашному бою и общей физической подготовке капитан Уразаев отвёл меня в сторонку:

– Курсант Романов, сегодня вечером разрешаю переночевать у себя в комнате. Можете использовать эту возможность для того, чтобы нормально проститься с курсом… и всеми остальными. У себя в холодильнике найдёте три бутылки красного сухого. Надеюсь, что этим всё и ограничится. Мы договорились?

– Договорились, господин капитан, – с благодарностью кивнул ему я.