Неожиданно Морозов вспомнил:

– Хоспис ваш распустили. Дочки спецназовца спрашивают, есть кто на примете, чтоб с медицинским образованием и чтоб в квартире мог жить вместе с ними, за отцом ухаживать?

Мария улыбнулась?

– Есть такой человек. Я дам телефон.

А потом Мария спохватилась.

– А Мурзик-то?

– На улице, привязан и в наморднике.

Мария засуетилась, стала одеваться. Морозов по-джентльменски отвернулся, но не уходил, ждал её. Потом помогал складывать вещи.

– А вам сейчас куда? – вдруг спросил он.

– Найду что-нибудь. Вещи сдам в камеру хранения и подыщу место. Общежитий в Москве хватает.

– Зачем же в камеру хранения? – запротестовал Морозов. – Ко мне можно отвезти. Я на колёсах сейчас. Да и сами оставайтесь. Пока, Куда же вы пойдёте? Давайте завтра вам общежитие подыщем?

– Завтра? – задумалась Мария и глянула на большие круглые часы на стене.

Половина пятого. Да, поздновато. А что? Можно и завтра!

Морозов взял обе челночные сумки, и они отправились вдвоём отвязывать Мурзика, который заждался.

Морозов без конца что-то рассказывал, и Мария смеялась. Её попыталась остановить в коридоре врач, но Мария в ужасе отмахнулась от неё. Она думала о дочке Арсения. Что можно для неё сделать, как помочь? У девочки четвёртая стадия. Надо подыскать ей другой хоспис. Чтобы пожить ещё … Пожить, сколько отпущено. И в хосписе можно жить. Ещё как жить! Ведь право, не Марией сказано, но она полностью с этим согласна: «Хоспис – это не про смерть, это про жизнь!»

…

.