Шрифт:
— Аврора! Аврора! Вы стали провозглашенной Музой показа итальянских гениев моды! Как вам в новом статусе?!
— Замечательно! — улыбка и неизменные черные очки на глазах — единственная защита для воспаленных глаз от непрерывных бликов.
Наверное, скоро живот прилипнет к позвоночнику. Почти месяц тяжелого графика позади, и не помню уже, который день я не могу ничего в себя затолкать, кроме как проклятую воду с лимоном!
От которой меня уже тошнит!
Быть моделью труд. Это мой заработок. Мое лицо, тело…
На неделе моды строгие правила для выхода на подиум, пришлось пойти на экстренные меры, чтобы втиснуться в очередной шедевр высокого искусства.
— Аврора, вы считаете свой успех заслуженным?
Не сбавляя темпа, иду к ожидающей наглухо тонированной машине, перед которой стоит мужчина в форме водителя и с моим именем на карточке ожидания.
— Более чем, — кивок и уверенность в каждом жесте.
Меня нещадно мутит. Голод. С ним невозможно сжиться и привыкнуть к нему тоже.
И да. Лучше думать о насущном, чем вспоминать Ивана. Он как зверь живет во мне и с каждой секундой все более рьяно огладывает мои кости, выжирает плоть.
Я все никак не могу заставить себя забыть проклятого русского и слова Ридли о том, что женщины для него в основном разовые — неприятно колют.
Дохожу до мужчины в летах в сером костюме и форменной фуражке.
— Здравствуйте.
— Прошу, мисс Майз.
Открывает передо мной дверь, сажусь и отворачиваюсь от журналистов, продолжающих тыкать камерой в окно, желая до последнего получить кадры супермодели. Автомобиль сразу же отъезжает, снимаю очки и откидываюсь на сиденье. Настолько устала, что от моего восприятия ускользает момент, что встречающий меня мужчина и водитель не одно и то же лицо.
Дверь мне открыл один, а за рулем сидел другой. Замечаю, как автомобиль пропускает поворот.
— Вы не туда свернули, — проговариваю заказанному водителю, и смотрю, как позади остается еще один разворот в нужную сторону.
— Вы меня слышите?! — повышаю голос и, наконец, смотрю на мужчину во всем черном, что уверенно держит руль, ловлю его взгляд в зеркале заднего вида и меня царапает ужасом.
Как не заметила сразу этот широкий темноволосый затылок и бритый висок?!
— Монгол… — шелестом падает с дрожащих губ.
— Запомнила, — отвечает удовлетворенно и я слышу голос мужчины, очень глубокий, бархатный, с тягучей ноткой.
Еще один взгляд раскосых глаз через зеркало и сердце останавливается. Мне кажется, что я сейчас в обморок падаю. Затяжной. Длительный. Чертов кошмар.
— Останови.
— Нет.
Бросаюсь к ручке, дергаю в глупом порыве выскользнуть из летящей по дороге машины. Боязнь неизбежного заставляет забиться в истерике.
— Успокойся, малышка. Все хорошо. Ты в безопасности. Навредить себе не дам. Уж прости.
Опять этот голос. Уверенный. Спокойный. Он действует совсем не успокаивающе. На рефлексах набрасываюсь на водителя. Мне плевать, что машину слегка заносит и мужчина едва не въезжает в бетонное ограждение. Я бьюсь за свою жизнь, царапаюсь, кричу.
Водитель резко тормозит. Визг шин просто жуткий. Меня бросает на него. Ловит сильными руками. Разворачивается корпусом ко мне, и я вижу на шее и лице кровавые борозды от моих ногтей.
А когда смотрит своими темно-карими с примесью зелени глазами, холодею.
— Ноготки бы подпилить тебе, — улыбается слегка, обнажая белые массивные зубы, а я в каждом его жесте угрозу чувствую. — Смотрю, ты любительница экстрима?
— А я смотрю, для таких, как вы, людей похищать в порядке вещей!
Шиплю, пытаясь отпрянуть, но теплая рука держит крепко, а я понимаю, что зависла настолько близко от лица мужчины, что вижу, насколько у него длинные ресницы и росчерк на брови прослеживаю. Я сейчас имею возможность вблизи оценить всю варварскую, дикую, необычную, неправильную красоту мужчины. Непозволительно просто.
— Отчаянная… — проговаривает, чуть растягивая слова, — мы на месте, малышка. С тобой Иван говорить будет.
Когда слышу имя, паника меня отпускает. Почему-то в салоне явственно слышен мой облегченный выдох, хотя так не должно быть.
Ивана стоит бояться, но я испугалась, что меня везут к другому, к Серебрякову этому, что поступил еще один заказ, на который я не соглашусь даже под страхом смерти.
Я и сейчас была готова разбиться, только бы не попасть в руки явного садиста. Лучше умереть.