Рука на моей талии сжимается сильнее, притягивая меня к литому каменному торсу, вдавливая грудью, а запах его тела ударяет в нос вереском.

Сдерживаемый вздох срывается с губ, а перед глазами словно карусель запускают. Мне становится плохо. Все же длительный перелет и голод дают о себе знать, меня ведет, прикрываю глаза, роняю голову на крепкое плечо, обмякая в сильных руках.

Внезапная хватка на щеках мучительна. Иван отклоняет мою голову, и сквозь сомкнутые веки чувствую его прожигающий взгляд.

— Что, твою мать, с тобой происходит?! — властный голос и я, не открывая глаз, переживаю слабость и приступ тошноты.

— Аврора!

Сдавливает и вынуждает ответить:

— Сейчас… пройдет…

Его пальцы насильно открывают мне веки. Он проверяет реакцию зрачка, а в голосе явственно ощущается металл.

— Харе мне втирать. Что с тобой?!

— Я несколько дней ничего не ела…

Ругательство бьет по ушам, я даже половины слов из этой заковыристой фразы не знаю, а еще слышу русскую речь. Злую. Рваную.

Отпускает и я опять опускаю голову на его плечо. Мужчина подо мной как скала, на которую я опираюсь, пережидая свой внутренний шторм.

Легкое давление на щеках заставляет открыть рот, а затем на язык попадает кусок мясного рагу, сочного, щедро сдобренного грибным соусом.

Меня током бьет от ощущения его пальцев в моем рту, случайно касаюсь их языком и, распахнув глаза, трепыхаюсь, пытаюсь отстраниться, но я зажата в тисках.

Отнимает руку, накрывает мои губы шершавой подушечкой.

— Только попробуй не съесть что даю, — тягучий возбужденный голос в самое ухо, угроза с провокационным подтекстом дальше, — жуй и глотай, не распаляй, мне нравится, как твои губы обхватывают мои пальцы, могу проверить, как они будут смотреться на…

— Нет… — рвано выдыхаю и сдаюсь, жую, ощущая на языке богатый вкус, насыщенный специями. Ощущаю, как жир растекается, лоснится и Иван растирает его большим горячим пальцем по моим губам, заставляя внутренне трепетать.

Такая пища для меня табу, не помню, когда в последний раз позволяла себе подобное, но… хорошо, что у меня от слабости веки опять прикрыты и мне кажется, что мужчина не видит моего наслаждения.

Цедит ругательства и проводит пальцем по контуру моих губ. Млею от вкуса, запаха и его близости. Как только дожевываю, не успеваю хотя бы вдохнуть, как моих губ настойчиво касается еще один кусок мяса с привкусом его пальцев в моем рту, на языке, вместе с соусом, растекающимся по небу. Сумасшествие. Безумие и тугой ком предвкушения в животе, заставляющий напрячься и сильнее сжать ноги.

— Рот открой.

Подчиняюсь. Силы возвращаются вместе с жаром, который охватывает каждую частичку моего тела. Робко открываю глаза и застываю. Бледно-голубые льдины смотрят с жадностью, с дикостью какой-то, и я облизываю с губ жир, чуть прикусив нижнюю от страха и томления от того, как Кац смотрит на мой рот.

— Если еще хоть раз ты посмеешь морить себя голодом… Я сниму ремень и им тебя выдеру.

— Ты меня выде… что? — переспрашиваю шокировано.

Глаза у него становятся дикими. А я понимаю, что именно сейчас ляпнула.

— Ешь. Иначе найду чем занять твой рот.

Приподнимает бровь. Явная угроза, а у меня тело покалывает от понимания его намека, той жуткой недосказанности, заставляющей меня опять попытаться вскочить.

— Прекрати! Трепыхания со мной не прокатывают.

И в белесых глазах проскальзывает предупреждение.

Опять подносит к моим губам жирнющий кусок мяса, который мне априори есть нельзя, даже запах вдыхать чревато набором лишнего веса. Отрицательно качаю головой несмотря на то, что он давит мне на губы и я явно размазываю жир по щекам.

— Хватит. Пожалуйста! С голоду нельзя столько. Мне плохо станет. Стошнит…

Прищуривается. Зло. Отбрасывает мясо в тарелку и проводит шелковой салфеткой по моим губам, болезненно стирая следы.

— И частенько ты на себе такие эксперименты ставишь?!

У него глаза внезапно такой яростью наполняются, что слюна в горле замирает, так и тянет закашляться, но меня парализует.

Током бьет от близости, от того, как упираюсь плечом в массивную каменную грудь. Ведет меня от его запаха, от руки, которая начинает прожигать спину сквозь ткань.

Все полыхает вокруг, и я словно вижу себя с ним со стороны. Маленькую бабочку, замершую в жестоких руках, которые вырвут мне крылья с корнем, без сожалений.

Смотрю на поджатые в недовольстве губы и вспоминаю, какими жалящими могут быть его поцелуи.