— Знал я твоего отца, пропретор. Он был муж доблестный, но не умел слушать.

Я последовал за ним и уселся на свой походный стул напротив.

— Я умею.

Он был черен от загара, на лице белели мелкие шрамы — следы пощечин от морских снастей, коротко остриженная седая борода топорщилась, череп был лыс. А глаза светлы и смотрели с умом. Ветхая туника от частой стирки просвечивала насквозь, и сильное его тело, жилистое, крепкое, было почти обнажено. Я мог разглядеть его мышцы, и его шрамы, и набедренную повязку из грубой ткани. Судя по говору, он был из окрестностей Массилии, но давно перебрался сюда в поисках новой жизни.

— Сейчас и проверю, какой ты на ухо. Вот Новый Карфаген, слышал о таком? — он говорил громко, привычный перекрикивать рев бушующих волн.

Я кивнул.

— Ну, может, про саму крепость ты что-то знаешь, не спорю. А вот, знаешь ли, что там полным-полно мастеровых, и они куют оружие для пунов день и ночь? А ведаешь, что у них там вся казна хранится?

Я снова кивнул, не столько подтверждая эти сведения, сколько давая понять, что внимательно слушаю. Проскользнувший тем временем в палатку Диодокл быстро смекнул, что к чему, и подал нам по бокалу вина с горячей водой. Старик сделал большой глоток и повел подбородком в сторону моего слуги:

— Парень догадливый. Мне бы такого для дома. А то служит один бездельник, за то и держу, что давно к дому прибился, а идти ему некуда. Потому как на руке левой нет пальцев, да к тому же пройдоха хром.

Я подумал, что парень не лодырничает, а просто калека. Но не стал перечить — было видно, что старый воин этого не любит.

— Рассказывают, что Новый Карфаген неприступен и чтобы взять его, нужна армия вдвое, а то и втрое больше нашей нынешней, — я старательно демонстрировал свою осведомленность.

— Стены там высокие, это точно. А вот гарнизон плевый — куда меньше, чем ты оставляешь для обороны лагеря.

— Ты глазастый.

— Ну, глаз, чтобы видеть, одних маловато. Соображение еще надобно. А соображение бывает разное. У одних только и есть на уме, как на крови чужой нажиться да сирот из дома выгнать.

Он помолчал.

— Парня я вот подыскал ловкого в мужья для внучки, и молод, и собой пригож, и ей по сердцу. У меня в помощниках ходит. Ему бы свою лодку да дом обустроить.

— Что еще ты знаешь, старик? Стоят ли твои слова новой лодки и хорошего дома?

— Они стоят многого.

Я не торопясь прошелся по палатке. Старик мог оказаться шустрым обманщиком, но мог быть и хорошим разведчиком.

— Ты знаешь, кто я таков и какого рода. Говори, и если слова твои на вес золота, то золото ты и получишь.

— Я должен поверить твоему слову, пропретор?

— Сам посуди, мое слово уж куда прочнее, нежели твое.

Старик рассмеялся.

— А ты умен, мальчишка, — умен и благоразумен. Что ж, клянись Юпитером Всемогущим и Величайшим, что заплатишь мне двенадцать тысяч сестерциев, если сведения мои важны и верны. И если с их помощью сможешь взять Новый Карфаген.

— Взять Новый Карфаген? Так уж сразу? Ты же сам говорил, что стены там высоки.

— Дай клятву, или я стисну зубы и замолчу, будто рыбина. Потому как если ты такой же жадюга, как твой квестор, уж лучше я пойду отсюда искать место поприбыльнее.

Я поклялся. Старик помолчал, будто взвешивал на невидимых весах, верную ли он сделку совершил, не продешевил ли. И наконец продолжил:

— Стены Нового Карфагена в самом деле высоки, да только не везде. Со стороны лагуны они совсем не такие, как по восточной стороне. И главное — их никто там не охраняет. Почти что никто. Ну, выставят пару часовых днем и столько же ночью, а те вечно дрыхнут.

— Если я подойду на лодках да начну с лодок ставить лестницы…

— Не нужны лодки. Можно добраться на легких плотах — вода тихая, а в отлив еще и снижается. Возьми только пару лодок, будто бы рыбачьих, и на закате на них подойди к стене. Мы так делаем, когда хотим продать кому-то улов: человек со стены спускает веревку, и мы цепляем к ней корзину.

— Нам никто веревку не скинет сверху.

— Это да. Но чтобы лодки не сносило, мы набили в стену штырей с медными кольцами и привязываем к ним лодки крепко-накрепко. От второй башни надо отсчитать десять камней в стене — там и будут эти кольца. Привяжешь лодки, поставишь лестницы — первые поднимутся на стены. А там как знаешь, пропретор, — не мне тебе указывать.

— И что, никто не пронюхал, что рыбаки приплывают к стене?

— Рыбаков караульные видели, за это торговцы делятся с ними соленой рыбой.

— План зыбкий, ничего в нем верного нет. Могут заметить, что дело неладно. К тому же поставить с лодки лестницу — большой труд. Но даже если два или три человека поднимутся на стену — много ли нам будет от этого толку?

— Как знаешь, я тебе сказал, ты услышал. Обмозгуй, как мои слова применить. Но вот что бывает иногда поутру и весной довольно часто: где-то на восходе начинает дуть северный ветер, и тогда ветер этот выгоняет воду из лагуны в залив. К полудню лагуна становится неглубока, по пояс лишь в одном месте будет, а в остальном — по колено, даже по щиколотку вода стоит. Воины смогут по лагуне как по полю пройти к стенам и приставить лестницы уже со дна. Тогда самое сложное — сквозь тину продираться и ноги из ила на дне выдергивать.