Ванятка поправил очки, оторвался от чтения и, взглянув на меня, сказал:

– Слушай, если ты такой гуманист, надевай скафандр, бери гарпун и в бой! Ты здесь, кажется, уже учинил один раз Варфо-ломеевскую ночь.

– Да уж, - Костя перестал плеваться и засмеялся, - напустил кровя, как он ей в бок засадил... А!

Я опустил голову. После этого случая пришлось чистить ак-ваторию. Распоротый полусгнивший труп русалки долго не могли выловить.

Я отошел от задраенного люка.

– Когда шугать будем?
– спросил я.

– Когда надо будет, тогда и будем, - ответил Константин и харкнул в потолок.

Ванятка посмотрел наверх и сказал:

– Костя, может ты себе еще какое дело найдешь? Весь пото-лок заплевал.

– Ничего подобного, - возмутился Костя, - я бью тютелька в тютельку. Как волнами по русалкам, так и слюной по потолку. Вот мой квадрат, - Костя обвел пальцем над головой, - и я за его границы не выхожу. Бью в десятку. Во, гляди, - и он плюнул сно-ва.

Ванятка только рукой махнул и уткнулся в книгу.

– Паадумаешь, - обиделся Константин, - какие важные, - я, можно сказать, единственный из вас, кто балду не гоняет, а глазомер тренирует...

Петро, ожидая, когда Сидор сделает ход, повернулся к ок-ну.

– Ух ты, - восхитился он, - гляди, засасывает, засасыва-ет... Поехало. Уух...

Я тоже посмотрел. Русалочье тело распахнулось, будто пальто, и всосало, втянуло в себя застывшего, задохнувшегося человека.

– Переваривает?
– поинтересовался Костя в перерыве между плевками.

– Во как крутит, - охнул Петро, - вот это танец живота, я понимаю...

– Я сделал ход, - жалобно сказал Сидор и посмотрел на Пет-ро.

– А, - Петро махнул рукой, - ты такой ход сделал, - вроде того мужичка, которого переваривают.

Русалку корежило. Она будто пережевывала человека всем телом. Так змея, натянувшая себя на птичье яйцо, давит его внутри себя, а после выплевывает скорлупу.

– Посмотришь на это дело, - философски заметил Сидор, - и никакой русалки не захочешь.

Петро повернулся к шахматной доске.

– Ну да, не захочешь, - хмыкнул он, - я тебе сколько раз мат ставил? А ты все равно хочешь. Вилка. Пока - вилка.

– Действительно, - Ванятка поправил очки, - листнул книгу, - сколько фильмов всяких показывали людям, такие там телодвиже-ния, в такую размазню вертящуюся русалки там, покуда жрут, превращаются, что эта, - Ванятка ткнул пальцем в иллюминатор, - просто-таки балет на льду, а не антропофагия без ножа и вилки, - все равно лезут. Хоть кол на голове теши.

Я глядел в иллюминатор. Раздувшаяся, толстенная, ставшая похожей на бревно с неумело нарисованным на нем женским телом, русалка скользнула вниз.

– Поикать пошла, - пояснил Константин и плюнул в самый центр своего квадрата.

– Они специально к иллюминатору подплывают, когда жрут?
– спросил я.

– А черт их знает!
– Петро пожал плечами, подвинул изящно-го коня и объяснил: - Мат.

– Давай еще сыграем, - попросил Сидор.

– Может, и специально, - Ванятка отложил книгу, закинул ру-ки за голову, - твоя маманя лучше нас их повадки знает. У нее и спроси.

Я покраснел. Русалколовы были осведомлены лучше, чем "отпетые".

– Дразнятся, - объяснил Петро, расставляя шахматы, - я так думаю. Вы, мол, нас волнами, сетями; самые нервные, - Петро хмыкнул, - гарпунами, а мы вас жрали, жрем и будем жрать... Начинай, Капабланка.

Сидор неуверенно двинул вперед на одну клеточку крайнюю пешку.

– Это ты что, - задумчиво спросил Петро, - мат в три хода мне готовишь?

– Ладно издеваться-то, - обиженно буркнул Сидор.

– Неужели русалки столь разумны и столь деятельно нас ненавидят? спросил я.

Ванятка, закинув руки за голову, раскачивался взад-впе-ред, глядел прямо перед собой в пространство, прошиваемое точ-ными, точно по линейке прочерченными плевками Константина.

– Красиво сформулировал, - одобрил Петро.

– Ты, - спросил Константин, - брошюрку прочел?

– Прочел.

– Выучил?

– Выучил.

– Чего спрашиваешь? Там все написано.

– Ничего там не написано, - улыбнулся Ванятка, - не дури ему голову. На самом деле, чему ты изумляешься, Джекки? Ну, ненавидят, ну, достаточно разумны...