Шрифт:
– Куродо, - охнул я, - Куродо!
Куродо, а это был он, - поглядел на меня в изумлении.
– По... по...звольте. Джекки?
– Куродо разинул рот.
– Батюшки-светы, ох, как тебя раскурочило! Ох, как давануло!
Жанна похлопала в ладоши:
– Как приятно! Вы что же - боевые друзья?
– Да, Жанна Порфирьевна, - заволновался Куродо, - это ж мой ляпший сябр! Мой кореш из учебки! Ой, как его сержант кантовал, ой, кантовал...
– Дотирайте пол, Куродо, - наставительно произнесла Жанна Порфирьевна, - о своих похождениях расскажете потом.
Куродо скоренько дотер пол и продолжал, швырнув тряпку в ведро:
– Его сержант в Северный запихнул - оттуда, сами знаете...
– Но ваш сержант, - заметила Жанна Порфирьевна, - вы говорили, очень нехорошо кончил.
– Да уже чего хорошего, - Куродо поднялся и поболтал ведром, - я ему сам по хребтине пару раз табуретом въехал, чтобы знал, прыгун рептильный, дракон е... трепаный, - деликатно поправился Куродо, - как добрых людей кантовать.
Жанна удовлетворенно покачивала головой. Казалось, ей очень нравится рассказ Куродо.
Тем временем в коридор вновь вышел лысый мужик.
Он угрюмо буркнул, глядя на Куродо:
– Я бы сам убрал...
– Георгий Алоисович, - строго произнесла Жанна, - это совершенно излишне. Сегодня дежурство Куродо, и вам ни к чему брать на себя его обязанности, а вот то, что вы позволяете своей жене распускаться...
– Жанна Порфирьевна, - начал медленно наливаться гневом лысый мужик, вы прекрасно знаете, что моя жена больна.
– Милый, - высокомерно сказала Жанна , - я так же прекрасно знаю, что это не только и не столько болезнь, сколько распущенность, или, вернее, болезнь, помноженная на распущенность.
– Жанна Порфирьевна, - лысый говорил тихо и медленно, но было видно, как он сдерживает рвущийся из глотки крик, - я попросил бы выбирать выражения .
– Какие выражения, милый?
– Жанна Порфирьевна в удивлении чуть приподняла тонко очерченные, очевидно выщипанные брови.
– Я...
– раздельно проговорил лысый, - вам не...милый.
– Ну хорошо - дорогой, - примирительно сказала Жанна .
– И - не дорогой...
– Ладно, - кивнула Жанна Порфирьевна, - согласна - дешевый...
Георгий сжал кулаки, но скрепился, смолчал.
– У нас у всех были любови, - продолжала безжалостная Жанна, - были потери близких, но мы не позволяли себе и своим близким распускаться, по крайней мере - на людях. Кстати, - Жанна (хотя это было вовсе некстати) указала на меня, - ваш новый сосед. Где был Эдуард - ныне Джек. А это Егор!
– Георгий, - поправил лысый.
– Хорошо, - согласилась Жанна , - Георгий.
– Жанна Порфирьевна, - сказал Георгий, - я бы настоятельно просил вас не лезть в мои дела.
– А вы, - невозмутимо возразила Жанна Порфирьевна, - не выставляйте свои дела на всеобщее обозрение. У вас есть своя комната. Заперлись в ней и вопите, скандальте себе в свое удовольствие. Мой дом - мой свинарник, грязь из него выносить не полагается. Слышали такую поговорку?
Разговор принимал самый нежелательный оборот, но в дело вмешался Куродо.
– Слышь, - перебил он начавшего было говорить Георгия, - ты погоди шуметь, надо же Эдика помянуть как-то, а то совсем не по-людски получается.
– Вы сначала ведро с тряпкой унесите, - приказала Жанна Порфирьевна, потом уж рассуждайте - по-людски - не по-людски...
– Есть!
– шутливо отозвался Куродо и, уходя, позвал меня: - Джекки, пойдем, покажу владения.
Покуда я шел по коридору. Куродо объяснял:
– Жанна - баба хорошая, но с прибабахом.
– Ну, ты тоже...
– начал было я.
– Что - тоже?
– перебил меня Куродо.
– Егорка - нахал... Подумаешь, расстроился и засмолил. Тут Жанна права. Не фиг распускаться.
Мы свернули в небольшой коридорчик, вышли в огромную кухню. Я насчитал десять плит.
Куродо поставил ведро на пол, вынул тряпку и зашвырнул ее в угол.
– Да ты не пугайся, - сказал он, - здесь народу не много. Так... если пир устроить, поминки там, счастливое прибытие...
– День рождения, - подсказал я.
– Не, - мотнул головой Куродо, - это не практикуется.
Он посмотрел на меня и рассмеялся:
– Ты чего, Джекки, так с подушкой и ходишь?
– Да, - сказал я, - действительно...