Мор ушел с вещественными доказательствами, пожелав напоследок удачи. Да, удача такая тварь, в последнее время настойчиво обходила меня стороной. В воздухе стоял запах лютой злобы, меня перманентно накрывало от желания скрутить шею любому, кто переходит дорогу.

И такие приступы агонии обычно ослаблялись только с появлением Нади, цветочек быстро и удачно трансформировала гнев в вязкую похоть. И что-то еще едва ощутимое, что я не способен был пока определить, но настойчиво рвался за полным ощущением. Как наркоман тянется за дозой. Мне всегда ее мало, становилось просто не по себе от жгучей одержимости.

В жизни лучше не испытывать подобного, чревато, знаете ли.

Любая слабость — это мишень, в которую будут стрелять с особым удовольствием.

В комнате Нади пусто, значит, цветочек все-таки пошла к Аише. Переступал тихо по деревянному полу, но скрип половиц все равно отдавался эхом по дому. Оглянулся по сторонам и словно впервые очутился тут.

Блядь, я гений, конечно. Додумался всех нахрен уволить, но не додумался, кто будет тут все мыть и убирать, да и готовить тоже. Нет, цветочек, конечно, услада еще та, и видно, что руки растут из правильного места. Ее харчи я готов съедать вместе с тарелками, на которых она все это подает, но не хочу нагружать. Моя женщина не должна работать. Радовать меня и не иметь мозг— да, пусть вон наряжается и по салонам ходит.

У нужной двери я замер, как будто бы молнией сраженный, услышав совсем тихий и нежный голосок племяшки.

— Надь, стань моей второй мамой…Тут. А на небе у меня будет первая. Она мне сама говорит, что не против, если ты станешь ею.

«Пусть детей рожает» совсем уж внезапно промелькнула в воспаленном от дум мозге. Я все слушал и слушал, когда ответ прозвучал. Вымученно и как-то совсем уж болезненно.

— Я бы очень хотела стать мамой для такой замечательной девочки.

Станешь, станешь. Куда же ты денешься, маленькая? Никуда. Уже все. Раз меня так клинит на тебе, не вижу смысла отказывать себе в удовольствии, а ты и сама погрязла в ощущениях. Я-то чувствовал, видел, как ты реагируешь, как ищешь глазами, как тянешься. Сама. Без принуждения.

Нет, сначала я, конечно, проявлялся напористость, но сейчас вижу отклик и без своих поползновений. Собственно, этого и добивался. Чтобы сама ко мне шла, чтобы тянулась из острого желания и такой же необходимости.

Простоял так долбанную прорву времени. Хватит уже замирать, Темный. Ты растекся, как барышня кисейная.

В комнате был полумрак, тишина, лишь мирное сопение двух красоток звучало отголосками. Вид завораживающий. Надя обнимала Аишу, обвивала руками в защитном жесте, а малышка крепко прижималась к ней, улыбаясь во сне. Завороженный картиной, оперся о дверной проем.

Кто бы мог подумать, что девчушка из клуба, которая всколыхнула во меня совсем не детские желания, сейчас так сильно будет вызывать во мне нежность. В куске камня и нежность. А еще и одержимое желание охранять. Как цепной пес готов сидеть и бдить.

Я подошел к кровати и присел на самый краешек, цепляя кожу костяшками. Крайние совсем чувствовал, но тот жар, что вгрызался в кожу от таких касаний, ощущался даже омертвевшими пальцами.

— Арслан? — в полудреме шелохнулась.

Разбудил все-таки.

— Спи, цветочек.

— Все в порядке? — сразу осторожно выскользнула из объятий Аиши и повернулась ко мне, протирая глаза. Улыбнулся при виде взлохмаченной головы и сонного личика. Ну до чего же хороша.

— В порядке, — прошептал, касаясь пальцами губ. — Я уеду на некоторое время, волноваться не о чем.

— Как? Почему?

— Цветочек, напомни, пожалуйста, ты что заделалась моим секретарем? — ухмыльнулся, опускаясь к лицу Нади максимально близко. Она встрепенулась и сразу отвела взгляд. Обида плескалась во взгляде.

— Извини, — коротко выдала и попыталась отстраниться. Но нет, никуда ты не убежишь.

— Все проблемы я решаю сам. И оберегаю вас, — кивнул на Аишу, — от них я тоже сам. Прекрати засорять голову ненужными вещами и научись расслабляться в обществе своего мужчины.

Мы помолчали некоторое время, потом она повернулась и со слезами на глазах выдала:

— У меня плохое предчувствие.

— Глупости, — стирая большим пальцем капельку, прошептал у губ. А затем облизал сладкую соленую слезинку.

Она томно наблюдала за моими действиями, а потом все-таки повторила.

— Арслан, я серьезно. Пообещай мне.

— Что? — провел губами по щеке, собирая влагу.

— Что ты будешь осторожен, — губы Нади подрагивали, она вся сжалась и тряслась, как осиновый лист.

Никто и никогда не просил меня о таком, кроме матери. Она всегда говорила, что я должен бросить проклятую «работу», должен прекратить ходить по краю. Но кто слушает матерей? Кто внимает речам, когда маячат настолько большие перспективы, как маячили у меня? Когда каждая телка была готова быть с тобой только из-за статуса. За то, что теперь ты решаешь важные вопросы. Ты на слуху. Когда миллионы на счетах не значили уже ничего, ты мог просадить пол-ляма в казино за вечер. Любые тачки, любые курорты. Любая помощь любому человеку. Всесилен. Практически Бог.