Шрифт:
Истребители ринулись вниз, и "мессеры" свечой ушли в сторону гор. Закончив штурмовку, мы легли на обратный курс.
...Вот и "точка номер три".
Только выключил мотор - к моему самолету подкатила полуторка, из нее выскочил командир.
– Как выполнено задание?
Я сбросил парашют, спрыгнул с крыла, стал перед командиром, стиснув зубы.
– Сбили...
– еле выдавил слово.
– Федю Артемова...
Отвернулся, зашагал прочь, к темневшим вдали баракам.
А сзади шаркают о траву сапоги.
– "Мессеры" или зенитки?
– хочет уточнить командир.
Вместо ответа я сдернул с головы шлем, хватил оземь, только стекла очков брызнули. Бараки расплылись в глазах. А в ушах звучало: "Завтра двадцать пятую годовщину Октября отметим..."
Низкие облака закрыли зеленые горы. Непрерывно сеял мелкий дождь, барабаня по крыльям штурмовиков; в долинах лежали туманы.
Наши войска, перегруппировав силы, наносили контрудары, окружая вклинившуюся вражескую группировку у Гизели. Горловина, через которую противник мог еще вырваться на запад, вот-вот должна была закрыться, и все же немцы, оказывая отчаянное сопротивление, удерживали за собой узкий коридор вблизи Дзуарикау, где проходила единственная дорога.
У меня в эскадрилье осталось мало опытных летчиков. Вчера над Хаталдоном сбили давнего дружка осетина Володю Зангиева. Вдвоем с сержантом Письмиченко он прикрывал мою группу от нападения "мессеров". Всех истребителей послали прикрывать Орджоникидзе - два наших штурмовика без бомб выполняли их роль. Зангиев вел неравный бой над своим родным селом Ардоном, сбил вражеский истребитель, но сам, горящий, упал в расположение противника. Днем раньше не вернулся Миша Ворожбиев. Не стало Феди Артемова...
Только младший лейтенант Вася Шамшурин воевал уже "второй тур", хотя по должности не продвинулся и до командира звена. Он за повышением не гнался: рад был тому, что не приходится кем-то командовать. Всегда смущался, когда техник отдавал ему рапорт. Потупит, бывало, глаза и не чает, когда закончится эта "процедура". Вася не раз попадал на зуб командиру: тот выговаривал ему "за низкую требовательность к подчиненным". А подчиненных у Васи - техник да оружейник, с которыми он обращался запросто. Командир сам был крут, но наделить такими же качествами Шамшурина ему никак не удавалось.
– И чего он на меня взъелся?
– недоумевал Вася. На вид Шамшурин был неказистым. Лицо клинышком, большой лоб, а над ним непослушно торчит щетка прямых волос - все, что оставалось от стрижки под бокс. Чаще всего помалкивал, больше любил слушать других. Из всех летчиков выделялся своим тихим, но заразительным смехом. И, бывало, если чей-то рассказ на перекуре нас не веселил, обращались к Шамшурину:
– Вася, хихикни, а то не смешно!
...Полеты, полеты, полеты... Все измотались, а передышки не было. Войска противника оказались почти в полном окружении, но сколько их там на небольшом клочке земли! Бить не перебить! У нас же убывали не только физические силы: полк сильно поредел. Пришло, правда, пополнение, новички: Злобин, Папов, Чернец, Фоминых. Некоторые из них летали только на истребителях. Их нужно было переучивать.
Окончательно испортилась погода. Облачность прижимала нас к самой земле, и по штурмовикам стреляло все, что только могло стрелять. Самолеты возвращались буквально изрешеченными пробоинами, техники еле успевали их латать. Но и мы каждый раз оставляли на земле десятки полыхающих вражеских автомашин и танков, сотни скошенных очередями гитлеровцев.
...Восьмое ноября. Нам задача - уничтожить вражескую технику на окраине Дзуарикау.
Был полдень. Облака чуть приподнялись, открыв невысокие "ворота" между двумя хребтами. Уже хорошо.
Взлетели, понеслись на бреющем в сторону Столовой горы. При подходе к Орджоникидзе погода улучшилась: через разрывы в облаках солнце бросало свет на перекопанную траншеями и искромсанную снарядами, минами и бомбами землю.
Перелетели линию фронта, маневрируем в частых разрывах зениток, приближаясь к цели. Впереди, у самого подножия зеленых гор - будто игрушечные, белые домики, а рядом - дорога. На окраине Дзуарикау сады буквально забиты машинами. Наверное, фрицы приготовились к прорыву из окружения. Это наша цель.
Слева у меня теперь вместо Артемова идет Остапенко, справа Шамшурин, сзади еще Миша Талыков, Женя Ежов - сводная группа.
– Цель впереди...
– предупреждаю ведомых.
Остапенко тут же подтянулся. Шамшурин почему-то приотстал. Что это? Под фюзеляжем его самолета, на котором надпись: "Отомстим за Мосьпанова!", заструился огонь: он тоненькой ниточкой потянулся к хвосту, разрастаясь на глазах. Значит, пробит нижний бензобак, что под ногами у летчика.
– Шамшурин, Шамшурин, снизу горишь, возвращайся!
– передал ему как можно спокойней.