– Вылет отложим?

– А парашют мне бы понадобился как подушка, чтобы сидеть не низко: все равно ведь на бреющем полечу, не прыгнешь.

Мосьпанов сложил свой видавший виды реглан пакетом, сунул в чашу сиденья, уселся, вытянул шею, но из-за капота мотора ориентира для взлета не видит: ростом летчик не вышел, сидит низко. И тут снова засверлила мысль: "Выдержать бы направление при боковом ветре..." Пришлось еще куртку техника под себя подложить. Теперь вроде бы нормально. Пристегнулся привязными ремнями к сиденью.

– Петро Семенович!
– крикнул Мосьпанов.
– Беги на батарею, пусть начинают!

– Так мне же лететь, я другого пошлю...
– засуетился тот.

– Один полечу, зачем лишний груз...

Заработала наша артиллерия. Мосьпанов запустил мотор, начал прогревать. Вывел на максимальные обороты - раскрутки нет, за мотор спокоен. Одна только мысль: не развернуться бы на взлете и проскочить мимо блиндажа. Он спустил штурмовик с тормозов, взвихрилась увядшая зелень, которой был замаскирован самолет, и только облако пыли осталось позади.

Но то, чего он больше всего опасался, в один миг и произошло: только на разбеге поднял хвост, как самолет повело вправо.

Он теперь бежал прямо на блиндаж, а там - траншеи... Прерывать взлет поздно, штурмовик на виду у противника... Мосьпанов включил форсаж и у самого блиндажа хватил ручку на себя...

Гул двигателя замер где-то за линией фронта. И вскоре штурмовик низко пронесся над нашими войсками, качнув с крыла на крыло.

Вот об этом случае и вспомнил Мосьпанов, когда внушал мне на аэродроме у хутора Смелого:

– Выбрось из головы мысли о развороте на взлете! Будешь думать об этом обязательно развернет.

Я ему благодарен за это внушение: оно мне куда больше помогло, чем поднятый перед моим носом палец...

Во время отступления наших войск за Дон летом сорок второго года командиру третьей эскадрильи капитану Мосьпанову приходилось летать особенно много. Были дни, когда он по четыре, а то и по пять раз водил группы бить вражеские колонны. Возвращаясь с задания, передавал по радио на аэродром:

– Готовьте другого "коня", корм есть!

После приземления он сразу пересаживался в самолет с подвешенными бомбами и вел другую группу. Командиру полка говорил:

– Я знаю, где сейчас эта колонна, и лучше выведу группу, чем тот, кто там еще не был.

Пересадку ведущего с одного самолета на другой кто-то тогда назвал "конвейером Мосьпанова". Много он летал в те дни, а усталость вроде бы и не коснулась этого на вид физически не очень сильного человека. За ужином он еще и шутки отпускал:

– Начпрод уравниловкой занимается. Нет бы выписать четыре раза по сто, а он опять на донышке выставил...

А потом еще на сон грядущий усаживался сгонять партию в шахматы. Шахматы были страстью Мосьпанова. Играл без спешки, подолгу обдумывая ходы. И уж если Илья Петрович садился против партнера, то даже самые неуемные подсказчики крепко держали язык за зубами, суфлеров не терпел. Не прощал ошибок и партнеру, заранее его предупреждая: "Уговор - не смыкать!"

Двадцать пятого июля на полевом аэродроме около станицы Кагальницкой, близ Ростова, выдался жаркий день. Летали бить переправы на Дону.

Мосьпанов был в боевом расчете. В ожидании своей очереди он сидел в тени около землянки за шахматной доской, обдумывая свой ответный ход на выпад достойного противника - Хаима Янкелевича Хашпера. Тот "смыкать" тоже не любил и умел ставить хитрые ловушки. Эта интересная партия была неожиданно прервана: над КП взвилась ракета - вылет!

– Не рушь фигуры, - сказал Мосьпанов.
– Я тебя на этой "завлекалочке" еще припечатаю...
– и заспешил к дежурному грузовику.

Начальник связи Нудженко крикнул Мосьпанову:

– Буду давать настройку, слушай!

– Вас понял, пр-рием!
– улыбнулся ему Мосьпанов и тряхнул шлемофоном.

Недолюбливал Мосьпанов несовершенное тогда радио за шум и треск в наушниках, поэтому в полете частенько выключал приемник... К тому же от ларингофонов, застегивавшихся кнопкой ниже подбородка, на шее у него оставались синяки - бритвой прикоснуться больно. "Отрежу их к чертям!" сказал как-то Мосьпанов при Нудженке, и тот после этого весь день ходил за ним по пятам: "Та хиба ж це можно отрезать?" Вот и теперь, провожая Мосьпанова в полет, начальник связи решил напомнить ему о настройке.