— Что произошло в нашей столице?

Голос Никиты Ивановича осел, негромкие слова еле вышли с хрипением из осипшего горла.

— Девятого числа этого месяца Санкт-Петербург присягнул бывшему императору Иоанну Антоновичу, который снова стал самодержцем российским. Мы узнали о том вчера, и сами не знаем, как отреагировать на это известие. Но наш король правит благополучно среди верноподданных, и вскоре примет решение, которое отвечает его интересам.

— Я должен немедленно выехать в Ригу, барон…

— А почему вам не уплыть в Голштинию, куда направился ваш воспитанник бывший цесаревич Павел Петрович? В гавани стоит корабль, на котором вы можете туда немедленно отправиться. Ваш долг, как учителя, быть рядом со своим учеником. Там вас будет ждать и царица Екатерина, что является вдовствующей герцогиней…

— Я служил российской императрице, — после долгой паузы отозвался Никита Иванович, скривив пухлые губы, — но отнюдь не наследнику и вдове голштинского герцогства!

— Ваш брат Петр убит под Шлиссельбургом, опала ждет вас, причем, скорее всего, даже плаха! Известно, что на вас выписан розыскной лист, по вашему следу идут люди из Тайной Экспедиции! Вы можете немедленно отправиться к вашей покровительнице, которой преданно служили — в данный момент корабль Екатерины Алексеевны зашел в Мемель, и она ждет вас с наследником престола…

— Возможный в будущем шведский король не может быть моим учеником, — глухо произнес Панин, отчетливо понимая, что теряет последнюю надежду на спасение. Но долг перед державой он всегда ставил превыше всего. — Я всегда честно служил российским императорам с императрицами! И обязан вернуться в Санкт-Петербург и дать полный отчет государю Иоанну Антоновичу в своих деяниях! И предстану перед судом Сената, если монарх сочтет мои действия заслуживающими наказания!

— Наш король представит вам убежище в одном из своих замков, если вы пожелаете! Вам ничего не будет угрожать — прусская честь тому порукой! Вы займете, граф, достойное место при нашем дворе, если не пожелаете отплыть в Голштинию. На корабле вас ожидает Екатерина Алексеевна, ваша законная императрица…

— Императрицей она являлась, но отнюдь не по закону, — отрезал Панин. — А таковой она быть уже не может, раз бежала на корабле от своих верноподданных. Мне поделом, что служил такой особе, но долг повелевает мне немедленно уехать в Россию…

— К сожалению, граф, но этого позволить мы не можем, — Бергхоф позвенел серебряным колокольчиком, а потом еще раз, но очень коротко. И с усмешкой произнес:

— Вы нужны моему королю, так как знаете очень много о наших общих делах. А потому будете нашим «гостем», пусть и помимо вашей воли. Я сделал все что мог, пытаясь уговорить вас не делать опрометчивых шагов. Так что, майор, арестуйте графа немедленно!

Последние слова барона адресовались прусскому офицеру в белом колете, с ним вошли и четыре кирасира. И в этот момент в доме внезапно загрохотали выстрелы…

Глава 15

Санкт-Петербург

Иоанн Антонович

вечер 12 июля 1764 года

— Свихнуться можно в этом долбанном государстве! Сидел в камере спокойно, никому до меня дела не было, а тут навалились гурьбой, со всех сторон, делами заваливают. И все нужно делать срочно, а работы прорва, конь не валялся!

Иван Антонович пребывал в сильном раздражении и скверном состоянии духа, если не сказать больше. Хотелось материться, ругань лезла сама из горла, но приходилось себя сдерживать и сохранять хладнокровие — нет ничего так бросающегося в глаза подчиненных, как истеричный начальник. А потому каждую секунду нужно помнить об этом и соблюдать олимпийское спокойствие, излучая уверенность и невозмутимость.

Никритин уселся на мягкий диван, взял листок бумаги, что продиктовал в крепости Маше — как давно это было, даже воспоминание о бомбардировке стало стираться из памяти. Будто где-то далеко осталась та мимолетная гражданская война, о которой сейчас напоминали только обрубки пальцев, тоскливо ноющие.

Плата за власть!

Иван Антонович пробежал взглядом по пунктам, касавшихся работы Военной Коллегии, которую возглавил фельдмаршал Миних. Мысленно отметил, что сбросил на старика чудовищную прорву работы. Нужно было изменить многое, но главное — бережное отношение к людям. В рекруты шли с диким нежеланием, чтобы контингент не разбежался, куда глаза глядят, новобранцам забривали лоб.

Но потери были просто чудовищные, тут и войны не нужно было — от недоедания, жестокого обращения, худой одежды, и главное — болезней, что косили контингент подобно пулеметам. Самые элементарные гигиенические правила не соблюдались, от плохой воды были вспышки инфекционных заболеваний, от дизентерии до холеры, поносом маялась добрая треть армии. А какие из них вояки будут, если роты чуть ли не в полном составе по кустам со спущенными штанами сидят.

Взяв в руку другую бумагу с реальным положением дел в армии, составленной после дотошного опроса генералитета, Иван Антонович уже загрустил не на шутку. Взгляд вылавливал стройные ряды пунктов — перечень выглядел устрашающим, как строй бранденбургских фузилеров. Там было все — полевые кухни отсутствовали как буржуазия в СССР, казармы представляли пустынный мираж — большинство полков стояло постоем по обывателям, в лучшем случае по солдатским слободам. Жалование небольшое, но его выдачи больше напоминали раздачу милостыни богатой купчихи у церкви толпе нищих, сирых и убогих. Стараясь прокормиться и получить довольствие с фуражом, воинские команды шарились по стране, как татарские баскаки в поисках дани.

Вышвырнутые из армии ветераны, их тут инвалидами называли, собирали подаяние, рассказывая о сражениях и показывая увечья — после такой рекламы службы в вооруженных силах приходилось отлавливать массы дезертиров. И хорошо бы просто сбегали, нет, многие уходили в леса, прихватывая фузеи. Бывших солдат охотно принимали в разбойничьи шайки, численность некоторых банд превышала полностью укомплектованную роту, причем с легкими пушками или фальконетами.

— И угораздило же стать царем в этом бардаке, — в сердцах пробурчал Иван Антонович, прикрывая глаза. Одно утешало — Миних взялся за дело серьезно, сам оговаривал сроки выполнения разных мероприятий, оставляя ему, как императору, только контроль.