Сын полка

Шла весна 1944 года. После изнурительных зимних боев на фронте наступило некоторое затишье. Личный состав приводил в порядок изрядно потрепанную материальную часть и себя. День обещал быть погожим. В небе проплывали редкие и легкие, как тополиный пух, облачка. Солнце еще не взошло, но заря на востоке уже зарумянилась. К домику, где размещался руководящий состав полка, подкатила видавшая виды полуторка. Из домика вышел командир полка И. И. Малов. Посмотрев на небо, он уселся в кабину, и машина тронулась, оставляя за собой желтовато-серое облако пыли. Командир ехал в Одессу в штаб соединения по служебным делам. Машина бежала то по грунтовой дороге, то сворачивала на разбитую военной техникой колею, обходя воронки от снарядов и бомб. По дороге им встретился подросток в необычном одеянии: на ногах истоптанные дамские туфли, залатанные в нескольких местах красноармейские брюки, на худых плечах, как на вешалке, висело ветхое дамское пальто. На голове изношенная, потерявшая цвет, красноармейская пилотка. В левой руке - потертый дамский туалетный чемоданчик. На бледно -восковом лице из-за густых бровей, сходящихся на переносице, скорбно смотрели голубые глаза.

Малов приказал остановить машину. Открыв дверцу, он подозвал подростка к себе.

–  Куда ты идешь и откуда, малец? Садись - подвезем.

Обрадованный ласковым к нему обращением советского офицера, мальчик не заставил себя ждать. Он быстро влез в кабину и, удобно разместившись между Маловым и шофером, стал рассказывать:

–  Из Одессы я, Горобченко Толя. В Одессе у меня мама, отец погиб на войне. Старший брат ушел добровольцем с попутной частью, а меня вот не взяли.

–  Сколько же тебе лет и чем ты занимаешься теперь? - поинтересовался Малов.

–  Тринадцать лет мне. Хожу сейчас по воинским частям, подстригаю бойцов. Они меня привечают, кормят. Брюки вот дали, пилотку.

Внимательно выслушав Толин рассказ, Малов обвел его грустным взглядом, тяжело вздохнул, а затем предложил:

–  Пойдешь ко мне в часть? Летчиков будешь стричь.

Ответа о согласии Толи не нужно было ожидать. Вся его худенькая фигура как-то встрепенулась, глаза загорелись:

–  Я, дядя подполковник, все буду делать: брить, стричь, я и стрелять могу.

–  А что на это мать твоя скажет? Отпустит она тебя?

–  Я ее и спрашивать не стану!

–  Вот это не годится. Обязательно спроси ее разрешение. Она же не знает, где тебя искать, будет волноваться, ей, верно, и без тебя хватает горя...

За разговорами не заметили, как машина въехала в город.

–  Тебе далеко до дома?

–  Да нет. Минут двадцать.

–  Тогда договоримся так: вон у того высокого здания мы будем ожидать тебя! Приходи часам к двенадцати.

Когда закончив служебные дела, Малов вышел к машине, его ожидал Толя с пожилой изможденной женщиной. Это была мать Толи.

–  Вы не возражаете, если Толя пойдет в нашу часть? У нас ему будет хорошо! Обуем его, оденем. Через полгода не узнаете сына.

Мать утвердительно кивнула и тут же добавила: "Берегите его, сыночки. Он у меня хороший". Старческая фигура ее забилась в рыданиях. Мокрым от слез лицом она уткнулась Толе в щеку, затем перекрестила его. И пока машина была видна, она провожала ее отрешенным взглядом.

Толя быстро освоился на новом месте. Все ему нравилось здесь - и боевые самолеты, уходящие на выполнение задания и возвращающиеся после боя, и веселые, неунывающие летчики, и скромные труженики-техники. И Толя пришелся всем по душе. Пожилым отцам он напоминал сыновей, оставшихся в далеком тылу или на оккупированной немцами земле, молодым ребятам - своих юных братьев. Вскоре Толя поправился, окреп, на лице его появился здоровый румянец, и трудно было в нем теперь признать того "заморыша", что привез командир полка из Одессы. Старшина подобрал ему по росту обмундирование.

Толя принял военную присягу.

Позднее он вступил в комсомол и стал превосходным помощником мастера по радио. Много полезных и нужных дел совершил этот юный комсомолец и исполнительный воин, пройдя с полком весь путь от Одессы до Вены. За боевые отличия командование наградило его медалью "За боевые заслуги".

Не дожил до Дня Победы Толин спаситель. Пожалуй, как никто другой в полку тяжело переживал эту потерю Толя. Он как-то сразу повзрослел, ушел в себя, замкнулся - ведь не каждому в его возрасте суждено было потерять отца, затем найти его и вновь потерять.

Прах И. И. Малова покоится на родине Толи - в городе Одессе. После войны вернулся в Одессу и Толя Горобченко. И часто посетители кладбища видят у могилы И. И. Малова скорбную фигуру пожилого мужчины. Это Анатолий Николаевич Горобченко пришел поклониться праху бывшего командира.

С новым командиром

В мае меня назначили штурманом третьей эскадрильи, которой командовал Д. Егоркин. Забот прибавилось. Теперь я отвечал за штурманскую подготовку летного состава эскадрильи, а не звена, как это было раньше, нужно было водить в бой не три, а девять экипажей. А хлопот у ведущего штурмана всегда предостаточно и на земле, и в воздухе. Получив боевую задачу, штурман на основании предварительных расчетов должен предложить командиру наивыгоднейшие условия ее выполнения: маршрут и высоту полета, бомбовую загрузку, боевой порядок, предполагаемый маневр в районе цели, порядок выхода на аэродром посадки и другие, вытекающие из задания вопросы. В воздухе - провести группу точно по маршруту, отыскать и поразить заданную цель, привести группу на свой аэродром.

До этого мне в качестве штурмана доводилось летать со многими летчиками полка: И. Ромахиным, С. Стефаненко, Ф. Кубко, Н. Козловым, Е. Мясниковым, А. Петуховым, С. Нефедовым, Н. Перелыгиным, А. Заречневым, Н. Коротковым, П. Тарасевичем и другими - всегда я с ними находил общий язык. Как сложатся мои отношения с новым командиром? В полк к нам Егоркин пришел из другой части, будучи капитаном. Невысокого роста, черноволосый, немногословный, он к тому времени за боевые заслуги имел уже 3 боевых ордена.