– Упаси Господь тебя разговаривать с Эванс! – Адам резко выпрямился и вернулся за стол, обойдя его всего за пару шагов.

– Но я… – возразил Лиам.

– Я сказал – не лезь в это! – уже с раздражением прикрикнул Адам.

– Тебе виднее, – Лиам даже не пытался скрыть обиды в голосе. Он резко развернулся и вышел из кабинета, хлопнув дверью, что снова заставил стеклянные вставки в ней зазвенеть, а рамки, висевшие на стене подпрыгнуть.

Адам вернулся в кресло, устало потер глаза и вздохнул. Ему предстояло следить за этими двумя, как за малыми детьми. Он боялся, что Лиам попытается исправить ситуацию своими силами и только усугубит ее, ведь в усугублении младшему Ларссону не было равных, за что они сейчас и расплачиваются. А Эванс… Черт с ней. Главное, чтобы молчала. Нужно только найти правильные рычаги давления, в чем сам Адам всегда был мастером. Раньше коротким поводком для нее был его младший брат. Теперь, видимо, придется искать новый. Адам хотел знать о каждом ее шаге, а для этого он должен ее полностью контролировать. Осталось только выяснить, как именно контролировать сразу всех тараканов в ее голове. Степень энтропии в мыслях этой девушки была предельно высокой. И если ему не удастся понизить степень этой энтропии, то нужно просто уменьшить количество мыслей. Теперь у Адама оставался только один вопрос, о том, как заставить одного из самых рациональных и максимально логичных людей, с которыми он знаком, меньше думать.

***

Этим вечером за окном опять лил ледяной дождь вперемешку со снегом. В последние несколько дней улицы Нордэма напоминали дни начала всемирного потопа. На часах уже начало девятого, но выходить на улицу из офиса у нее не было никакого желания. Эванс сидела в пустом кабинете с включенной настольной лампой и пила виски из офисной кружки, решив, что хватит с нее и одной прогулки в мокрой одежде по улице в неделю. Так и пневмонию заработать недолго.

На пустом после рабочего дня этаже было тихо, и звук подъехавшего лифта слышался весьма отчетливо, хотя никто и не ждал посетителей в столь позднее время. В конце коридора раздались звуки приближающихся шагов, и дверь в приемную Розински открылась, когда человек, шедший по коридору, проследовал внутрь. Она даже не повернула голову в его сторону, и без этого зная, кто это пришел сюда под вечер. Ей оставалось сидеть в тишине, отпивая виски из кружки мелкими глотками, и смотреть в окно на унылый осенний пейзаж. Эти шаги она узнала бы из тысячи, из миллиона, из всех возможных шагов на планете. И хоть гость все еще молчал, сомнений в его личности уже не было.

Лиам подошел к столу, не произнеся ни слова, взял кружку из ее рук и немного отпил налитое в нее, будто там могла быть вода при стойком запахе крепкого алкоголя. Ларссон сразу узнал этот виски. Это он ей его подарил несколько лет назад, и если Эванс пьет его, сидя вечером в кабинете в полном одиночестве, значит, дела идут действительно хреново.

– Не поделишься, что за повод? – Ларссон вернул ей кружку, и Эванс приняла ее из его рук и немного отхлебнула поморщившись.

– Я устала Лиам, говори, зачем пришел или проваливай, – алкоголь уже придал девушке смелости, и она сочла уместным грубить боссу, заявившейся сюда под вечер непонятно зачем. Или же Ларссон младший так сильно ее достал, что ей было уже плевать, что он подумает. Она так и не взглянула на него, лишь задумчиво смотря в окно.

– Я стал свидетелем вашего общения с моим братом. Ты все еще тешишь себя надеждой, что он обратит на тебя внимание? Это жалко, даже для тебя, Эванс, – Ларссон пытался задеть девушку посильнее, но она опять не реагировала ни на какие внешние раздражители, изучая взглядом через стекло высотку напротив здания ее офиса.

– Ты все сказал? – Эванс взяла бутылку из-под стола, подлила виски себе в кружку и выдернула сигарету из открытой пачки, лежавшей поверх клавиатуры.

Ларссон знал, что его слова прошли мимо ушей девушки, и она просто захотела покурить, а не вытравить его табачным дымом из кабинета. Он встал прямо перед ней, закрывая собой обзор окна, и вынул из кармана зажигалку, которую Эванс узнала сразу же. Она подарила ему эту зажигалку на Рождество много лет назад, как он ей этот виски.

Все общение этих двоих теперь сводилось к взаимным укорам и ковырянию в старых ранах. Эванс сделала вид, что не видела зажигалку, Ларссон сделал вид, что не понял, что за виски. Они смотрели друг другу в глаза и продолжали делать вид, что не знают друг друга лучше, чем кто-либо другой, играя в чужих, незнакомых, посторонних. Прикурив, Эванс затянулась и отвела взгляд, стряхнув пепел в коробку для скрепок на краю стола.

– Какого черта происходит, Эванс, – голос Лиама был похож на низкое рычание, но его требовательный тон был не более чем имитацией голоса совсем другого человека.

– Спрашиваешь, какого черта? Ладно, сейчас объясню, – снисходительно пожав плечами, Эванс отложила сигарету и поставила кружку подальше от края. Она развернула кресло, чтобы оказаться лицом к Ларссону, и начала медленно наклоняться, пока ее голова не оказалась на уровне ремня брюк Лиама.

– Какого хрена ты де… – окончание фразы так и повисло в воздухе, когда девушка открыла ящик, где лежал отчет для заседания, и резко откинулась назад на спинку кресла.

Она опять взяла сигарету и снова немного отпила из кружки, так и не взглянув на Ларссона, выражение лица которого сменилось с изумления на шок. В открытом ящике рабочего стола Эванс лежала правая женская туфля на высоком каблуке. Сомнений в принадлежности туфли к конкретной паре не было, а на Эванс в ночь гибели Ричарда, насколько помнил Ларссон, оставалась левая.

Пока Лиам изучал туфлю взглядом, Эванс ногой захлопнула ящик и затянулась. Ларссон же продолжил несколько секунд стоять, отходя от шока, а затем вырвал из ее рук кружку и одним глотком допил содержимое, занюхав рукавом дизайнерского пиджака. Сделав глубокий вдох, он забрал у Эванс сигарету и направился к выходу, закуривая на ходу. Ожидаемо, что она его не остановила, вытаскивая уже другую сигарету из пачки.

– Лиам, – тихо позвала Эванс, когда он был уже на пороге, – ты скучаешь по Ричарду?

Лиам молчал, а ей и не нужно было, чтобы он заговорил. Боль, отразившаяся в глазах бывшего друга, служила точным ответом.

– Каждую долбанную секунду, – его голос стал хриплым, а в глазах стояли непролитые слезы. На лице отразилась тень усталости, лежавшая на нем с того вечера, как Ричарда не стало, с момента, когда Лиам выбрал не его.

– Прости меня, Лиам, – голос Эванс звучал очень устало. – Прости за все. Прости за Ричарда. Если когда-нибудь сможешь. Видит Бог, я этого не хотела, – сквозь жалость, извинилась она, но Ларссон ни на миг не верил ей.