— Да, — тихо ответила Ниа, сжав руки.

— Садитесь.

— Да.

— Больше новых групп у нас не было, так что мы можем начать заслушивать доклады.

Ниа плохо понимала, что это за доклады, зачем нужно их зачитывать, а главное, зачем слушать. Ей показалось, что она даже перестала понимать албалийский язык.

Выступили две пожилых женщины, потом заместитель ректора передал слово профессору Ридэнсу. Толстячок с трудом поднялся. Он рассказывал что-то о заимствованных словах. Слушая его, Ниа невольно улыбнулась: у него было очень смешное произношение.

— И последний доклад сделает профессор Альгеди, — сообщил заместитель ректора.

Ниа внутренне напряглась, ей очень хотелось посмотреть на профессора, но она боялась.

— Я не задержу вас надолго. Понимаю, всем хочется побыстрее вернуться к своим делам, — сказал Солус Альгеди. Его албалийский был безупречен, но в нём по-прежнему звучало странное презрение. — Работая в одной из библиотек Хатисы, я познакомился с интересной рукописью. В ней рассказывается о том, что в древности на территории этой страны жил народ, создавший необычную письменность. Возможно, это всего лишь легенда, но мне она показалась любопытной. В алфавите того языка было тридцать три буквы: шесть букв обозначали гласные звуки, двадцать — согласные, пять букв обозначали сразу два звука, а две вообще звуков не обозначали. Но интересно то, что звуки обозначались не графическими знаками, а цветами. Гласные звуки обозначались тёплыми цветами, а согласные — холодными. Чтобы написать слово, люди, владеющие этим языком, брали краски и наносили специальными кистями в ряд несколько мазков. Это напоминало цветовую шкалу на карте. Мазки получались почти равными по длине и ширине. Для букв, обозначающих два звука, составляли один мазок из двух более узких. Для букв, не имеющих звукового соответствия, использовались пустой прямоугольник, нарисованный чёрной краской, и прямоугольник с одной диагональю. Но нам было бы нелегко сейчас выучить этот язык. Люди, создавшие его, брали краски у самой природы, поэтому и названия цветам давали соответствующие. Если хотите, я прочитаю их.

— Да, Солус, пожалуйста, — попросил профессор Сатабиша.

Заместитель ректора нахмурился.

Профессор Альгеди сказал, что прочитает, но с самого начала он ни разу не заглянул в лежащие перед ним листы. Не посмотрел он в них и сейчас.

Ниа потихоньку раскрыла тетрадь и стала записывать то, что он говорил. Когда профессор закончил, Ниа попробовала собрать из этих букв-цветов своё имя. «Н» — цветок у озера, «И» — капли клюквенного сока, «А» — лучи восходящего солнца. Она радостно улыбнулась: и никакой пыли!

— Если ни у кого нет вопросов… — начал заместитель ректора.

— У меня есть вопрос, — Ниа робко подняла руку.

— Да, — в равнодушных чёрных глазах показалось что-то, слабо напоминающее удивление.

— А где находится Хатиса?

Некоторое время профессор Альгеди просто смотрел на Ниа, пытаясь понять то ли смысл, то ли причину такого глупого вопроса, потом ответил:

— Хатиса — это одна из стран, окружающих долину, в которой расположен Университет языков, она находится на юго-востоке.

— Спасибо.

— Больше вопросов нет? — скорее утверждая, чем спрашивая, произнёс заместитель ректора. — Тогда все свободны, до встречи в сентябре.

«Письмо!» — вспомнила Ниа.

Схватив тетрадь и ручку, она побежала к профессору Сатабиша.

— Извините, пожалуйста, — сказала она, стараясь как можно правильнее выговаривать албалийские слова.

— Да, — профессор остановился и внимательно посмотрел на девушку.

— Мой преподаватель, профессор Веспер, просил передать вам это письмо.

— А, большое спасибо, — улыбнулся профессор Сатабиша, беря конверт. Он слегка наклонил голову и продолжил свой путь.

— Проводишь меня, а потом пойдём ужинать, — снова предложила Ливора.

— Конечно, — согласилась Ниа.

Перед ними прошли Рейчел и Кримина.

— Ну, как тебе новенькая? — спросила подругу Кримина, поправляя длинный белокурый локон.

— Серая мышь! — резко ответила Рейчел.

Ниа сжала в руках тетрадь.

— Если у кого-то голова, как помидор, это его проблемы! — громко сказала Ливора.

— Не надо, — остановила её Ниа. — Знаешь, мне что-то расхотелось ужинать, пойду лучше готовиться к завтрашним занятиям, — тихо сказала она и побрела по коридору, повторяя про себя: «Цветок у озера, капли клюквенного сока, лучи восходящего солнца…»

Проснувшись на следующее утро, Ниа прислушалась к себе: тоска не ушла, но стала как будто дальше. Позавтракав, она побежала на занятия. Когда учительница вошла в класс, студенты дружно встали и сказали хором:

— Здравствуйте!

— Здравствуйте, — улыбнувшись, сказала Ниа и с благодарностью посмотрела на Элафоса. Она была уверена, эта идея принадлежала ему.

Второе занятие прошло более живо. Анемос умудрялся шутить, используя тот минимальный словарный запас, который имел. Даже Ниа порой не могла не засмеяться, хоть это было немного непедагогично. Робкий Тэрос старался правильно произносить слова, правда, перед этим всегда смотрел на Элафоса. А Антоса Ниа про себя называла «солнышко»: когда он улыбался, все тревоги исчезали, она казалась себе умной и опытной, способной хорошо выполнять ту работу, ради которой приехала сюда.