— Ты же помнишь, что я люблю тебя? — заглянула в любимые глаза и улыбнулась, когда мужчина опустил взгляд, позволяя морщинка вокруг век выдать скрытую улыбку. — Грюнвилль — звучит заманчиво!

Томас прыснул:

— Грюнвальд, Ник.

Улыбнулась, соприкасаясь нашими лбами:

— Пусть весь мир подождёт.

Я рискнула. И если в дальнейшем наши пути разойдутся, а я захлебнусь в слезах и луже крови — пусть. По крайней мере, ровно до того дня чувствовала признаки забытого счастья.

У малышки шелушились щёчки. При её подвижной мимике, когда она готова, то счастливо рассмеяться, то изойти в громком крике, сильные шелушения доставляли дискомфорт.

Зачерпнул пальцем детским крем из баночки и осторожно растёр по нежной коже, стараясь, чтобы малышка не закапризничала на руках.

— У тебя неплохо получается, — похвалил Свен, наблюдая за своей угукающей дочерью. Возможно, старик и прав, потому что Клери не противилась и внимательно вглядывалась в моё лицо своими огромными глазами. Остатками крема на пальце поигрался с крошечным носом, отчего малышка ухватилась за мой указательный палец своей не менее крохотной ладошкой.

Ну, что за маленькое чудо? Улыбнулся и поцеловал пухленькую ручку, доверчиво тянувшуюся к моему лицу.

— Чего так долго? — появился в комнате Эйтон, старательно пережёвывая домашние эклеры. — Ей разве не пора спать?

Поднял взгляд на Свена, который в неуверенности пожимал плечами и характерно играл бровями в мою сторону, там самым заставляя оторваться от малышки в причудливом розовом платьице. Аккуратно переложил Клери в кроватку и качнул подвесные игрушки, вызывая её неподдельный восторг. Буквально залип на детском смехе и позволил малютке вновь обхватить мои пальцы и потянуть на себя.

— Оу-у-у! Это серьёзно! — хихикнул Эйтон и с чувством откусил кусок от эклера. — Слушай, Томас, можете вам с Никки своего карапуза заделать?

— Да какой карапуз? — подивился Свен и похлопал окаменевшего меня по плечу. — Он же даже не влюблен!

— Точно-точно!

Слышал смех друзей и сильнее сжал пальцами поручни кроватки, чувствуя зародившийся в груди клубок ярости. С каждой новой шуткой, забавой, он становился больше, заполняя собой всю грудную клетку.

«Они не знают», — успокаивал себя, старательно подавляя гнев, но не получилось сдержаться от яростного взгляда, брошенного на золотовласку.

— Если ты сожрал все эклеры, то я подсажу тебя на слабительное!

Вышел из детской комнаты и направился в сторону кухни, слушая за своей спиной обиженный голос Эйтона:

— И это, называется, лучший друг!

К счастью золотовласки на подносе лежали ещё пять эклеров, один из которых с удовольствием попробовал. Вкусно, хотя если придираться, то я бы пожаловался на приторность. Однако показал большой палец вверх Свену и похвалил кулинарные навыки его жены.

— Эмили учиться готовить, — поделился друг, когда мы дружно уселись за стол и разлили по чашкам крепкий чай. Эйтон непонимающе уставился на содержимое скатерти-самобранки и фыркнул:

— Чай? Серьёзно?

— Ты эклеры алкоголем хочешь запивать? — подивился Свен и придвинул кружку ближе к разочарованному другу. — В моём доме только чай. Пей!

— Я будто приехал погостить к бабушке…

Не сдержался при виде неудовлетворённой физиономии золотовласки и рассмеялся. Злость улетучилась также стремительно, как и давила по внутренностям своей ядовитостью.

— Как дела с твоей чопорной девушкой? — задал тему для обсуждения, предугадав попытки Эйтона вновь посмеяться над моими новыми отношениями. Над моими, чёрт возьми, первыми осознанными, серьёзными отношениями.

— Она не моя! — скривился и спрятался за глотком чая. — Я тебя не послушал и подарил ей на прощание украшение.

«Придурок», — мысленно обрёк пожизненным званием друга и к своему удивление услышал подобное оскорбление из уст Свена, в отличие от меня, не подумавшего тактично промолчать:

— Когда ты уже остепенишься, Эйт? Чем тебе девушка не угодила? Красивая, приличная…

— Приличные девушки по ночным клубам не ходят, — парировал Эйтон, и тут я был вынужден встать на его сторону, поддерживая твёрдым кивком. Тем более приличные девушки не заглядывают в ВИП-зону, в которых творится настоящая вакханалия.

— В общем, она разревелась, оскорбила меня и задела моё мужское достоинство. Причём в прямом смысле этого слова.

— А украшение оставила себе? — уточнил и, получив в ответ согласный кивок, усмехнулся. — Ещё бы!

Стерва! Причём подобные стервы самые страшные стервы, которых я старательно избегал в своей жизни. Есть шлюхи, есть шлюхи с задатками неплохой стервы, а есть стервы с навыками искусной шлюхи. Вот последних, пожалуй, стоило бояться и избегать, перекрестившись три раза. Однако я сам нехило зациклился на самом редком виде представительниц прекрасного пола: то ли стерва, то ли шлюха, то ли их симбиоз в обличии снизошедшего Ангела.