Никки в коме. Она не могла находиться в стационаре, она, блядь, осталась в реанимации. Совершенно одна.

Склонился над поручнями лестницы и позволил грудной клетке тяжело вздыматься и опускаться. Как бы мои кулаки не изнывали от желания расквасить бородатое лицо, как бы мой гнев не слепил глаза и не одурманивал сознание, я не посмел покинуть отделение интенсивной терапии. Я не хотел оставлять Никки наедине с оглушающими приборами, от шума которых она в любой момент могла открыть глаза и испугаться больничных стен.

— Блядь! — в сердцах воскликнул и шибанул кулаком по перилам, взглядом испепеляя лестничный пролёт вверх. — Ублюдок!

Вернулся на этаж отделения и отправился на поиски палаты черноволосой, попутно печатая на мобильном телефоне подробные указания для охраны: как именно они должны вышвырнуть Чарльза из больницы и сколько костей должно быть раскрошено без шансов на восстановление.

Отыскал палату реанимации и замер, не успев переступить порог. Через панорамное окно, на котором жалюзи скрывали обстановку помещения, просачивался яркий свет и детали неутешительной картины. Прислонился лбом к дверной поверхности и в ужасе уставился на подрагивающие пальцы. Что за чёрт?

Приближающиеся шаги заставили отстраниться и выпрямить спину, внутренне собирая остатки самообладания. Я не мог позволить той чертовщине, что вытворяла с моими пальцами, распространиться на всё тело. Я, блядь, не смел поддаваться панике.

Обернулся на приближающегося Артура и остолбенел, когда вместо своей «правой руки» увидел противную рожу брата. Оценил его потрёпанный вид и даже одарил улыбкой, граничащей с оскалом. В первую секунду дико обрадовался: ублюдок самостоятельно взошёл на эшафот и покорно сложил голову перед палачом, — однако радость быстро сменилась необузданным гневом от услышанного: «Томас, ты уже здесь…»

— Я вызвал скорую помощь, — продолжил Чарльз, как ни в чём не бывало, присаживаясь в кресло. Что, блядь, он сделал?

— Ты вызвал скорую помощь, — шокировано повторил за братом и протёр пальцами глаза, желая выдавить глазные яблоки и не видеть безумца — трупа. — Тебе «спасибо» сказать? Прости, Никки немного не в состоянии лично поблагодарить тебя!

Если Чарльз и хотел что-то ответить, то этого уже никогда не узнаю. Налетел на уёбка и кулаком проехался по заросшему лицу, чтобы в ту же секунду схватить за ворот рубашки и скинуть тушу с кресла.

— Вот как я тебе благодарен!

Встретил голову Миллера с белой плиткой и, не услышав от него никаких признаков боли, встретил затылок с полом ещё раз. Протяжный стон, и я в удовлетворении закрепил успех.

— Что ты с ней сделал? — процедил сквозь зубы, кулаком сжимая окровавленные волосы. Чарльз болезненно наморщился и прохрипел:

— Мне так жаль…

Вспышка. Кулак встретился с виском, костяшками преодолевая путь по переносице, пока из носа не потекли первые капли крови.

— Отвечай, сука!

Однако сука с трудом могла перевести дыхание, лихорадочно глотая слюни вперемешку с выбитым зубом. А я не позволил сплюнуть металлический вкус, запрокинул его голову назад до жалких хрипов и заставил поперхнуться собственным дерьмом.

— Я совершил ошибку, когда-а… — с трудом выговорил Чарльз. — Когда уподобился те-е-бе.

Усилил захват на затылке и почувствовал, как дико стучало сердце, разъярённое услышанным бредом, как дико оно хотело выпрыгнуть из груди и надавать болезненных тумаков ублюдку. Абсолютно каждая часть меня в этот момент хотела отомстить, требовала зрелищ и крови. Больше крови.

— Я всего лишь закрыл её лицо подушкой, — оглушил Миллер, отчего пальцы неожиданно ослабили захват. — Мне не хотелось видеть недовольное лицо, когда бы мы занялись…

Он удивился, когда я поднялся на ноги и не препятствовал его попытке принять сидячее положение, поэтому запнулся на полуслове. Бросил взгляд на окно, отделяющее от Никки, и представил, как этот бугай, всей своей массой сдавливал её хрупкое тело, как груда мышц давила на подушку и перекрывала доступ к кислороду.

Меня заштормило. Ощущал горький привкус во рту и никак не мог отделаться от спазмов желудка при взгляде на постанывающего Чарльза. Наблюдал, как он предпринял попытку подняться на ноги и, в полной мере оценив представленные габариты, схватил ближе стоящий стул и шибанул по окровавленному затылку.

— Ты забудешь, как дышать! — пообещал и, отбросив стул, носок своих ботинок впечатал в крепкий пресс трупа. Ещё и ещё, неотрывно следя за подёргиваниями его конечностей, за лужей крови, собирающейся под ним, и с ожесточением схватил названного братца за грудки.

— Томас! — почувствовал, как мои плечи сковала железная хватка и оттянула назад, отчего тушка выскользнула из пальцев и грохнулась на пол. — Он же не сопротивляется, Томас! Он не сопротивляется!

Вывернулся из захвата и в ярости впечатал лезущего не в своё дело Артура в стену: