– ... и вломить бы вам с Моджеевским!

– Юлька, за языком следи. Как Стеша?

– Дерьм... Плохо твоя Стеша, - принялась следить за языком Юлия Андреевна. – Вчера я ее за руль не пустила. А сегодня проснуться не успела, а она уже на ногах. И сбежала сразу, только сказала, что завтрак на столе. Я к столу – а там манка. Я терпеть не могу манку!

– Это не относится к общеизвестным фактам, - пробурчал Андрей Никитич, который и сам не особенно манную кашу жаловал. И уж об этом-то Стефания прекрасно знала!!! – Что еще?

– Кофе и бутерброды с маслом. В общем, не густо.

– Да я не про завтрак, я про Стешу!

– Ну... она у тебя дикая какая-то. В глазах слезы, а сама ржет. Еще и уверяет, что все в порядке. Па, а ты чего? Правда в секретной операции участвовал? Прямо с разведчиками?

– Юльк, потом. Я... мне надо бежать.

– Да куда бежать-то? Ты себя в зеркало видел? Не пугай людей, я тебя прошу!

В сущности, в словах Юльки был резон. Одного взгляда было достаточно, чтобы ужаснуться. Помятый, заросший, взлохмаченный. Под глазами круги от недосыпа. Потому с ее угрозой, что не выпустит отца из дома до тех пор, пока он не подстрижет бороду и не примет душ, Андрей вынужден был согласиться.

По пути в ванную попробовал набрать Стешу – вдруг она еще не на репетиции? Но та ожидаемо не взяла трубку. С досадой отшвырнул телефон подальше и заперся, приводя себя в порядок. Потом давился манной кашей, любовно приготовленной его Стефанией Яновной – ни одного комочка. И варил новый кофе, потому что сваренный Стешей Юлька уже выглушила.

В голове откровенно звенело.

Попробовал мессенджер.

«Стефания, я все объясню!»

«У тебя там просвет будет? Я приеду».

«Стеша, не ерунди».

Все три сообщения оставались непрочитанными еще в течение некоторого времени, пока он гипнотизировал экран и за которое осознал, что шутки кончились. Если они не поговорят сейчас, то она до ночи не выйдет на связь, а это его совсем не устраивает. И плевать ему на ее театральный распорядок. В конце концов, если она будет играть вечером в том настроении, про которое рассказывала Юлька, от этого точно никому лучше не станет.

В одиннадцать Андрей вывел заскучавшего японца из стойла и проспектом отправился в муздраму, исполненный намерения во что бы то ни стало увидеть свою Стефанию Адамову и немедленно изложить ей факты, которые она видела в искривленном зеркале средств массовой информации.

Он даже прошел мимо дородной тетки в очках по холлу к главной лестнице, однако путь ему довольно самонадеянно преградил охранник, важно сообщивший, что прямо сейчас идет генеральный прогон вечернего спектакля, и потому врываться в зал запрещено всем. Даже директору. А Андрей Никитич уж точно никак не директор.

– И что вы мне прикажете делать? – рассердился Малич, которого очень мало интересовали прогоны, хоть генеральные, хоть еще какие.

– Ждать, - пожал плечами «Михаил», как значилось на бейдже. – Может, их на обед хоть выпустят.

– Как в тюрьме, ей-богу! – ругнулся Андрей. – И где тут у вас можно... ждать?

– Лид! – позвал Михаил дородную тетку. Она шустро подхватилась с места и подскочила к ним. – Тут к Стефании Яновне.

– А вы ей кем? – поинтересовалась невзначай Лида.

– Мужем! – рявкнул Малич, моментально рассудив, что это вполне своевременно и более чем уместно.

И охранник, и тетка даже икнули от такой его решительности.

– Вы вообще брифинг по поводу Панкратова вчера смотрели? Мне срочно нужно с ней поговорить! – устало сообщил «муж», и эта информация сработала спусковым крючком. Через пять минут он оказался в Стешиной гримерной.

Маленькой, крохотной, метр на метр, но ничьей больше, только ее. Единственный стул, туалетный столик, зеркало, допотопный диванчик, кравший пространство даже и для одного шага. На стуле – ее сумочка. На вешалке – ее осенний плащ, который она стала носить, когда похолодало, и платье. Желтая лампочка в потолке немного мигала – проводка древняя, свет чудил. А еще на столешнице – небольшая ваза-аквариум с сухим оранжевым цветком внутри. Когда-то он был похож на ромашку. И пахло здесь Стешиными духами, парными к его. Он тогда сразу, вечность назад, не смекнул, пока однажды не перепутал флаконы уже в собственной ванной.

Андрей улыбнулся глупой и совершенно счастливой улыбкой, какой улыбаются только влюбленные идиоты, и медленно уселся на стул, чуть отодвинув сумку. Приготовился ждать столько, сколько придется. Раз уж в зал ему никак нельзя. Все равно она придет сюда. И уже никуда не денется.

Спустя еще почти целый час Стеша застала его спящим – прямо там, на стуле, уронившим голову на руки, сложенные на столе. Замерла на пороге. Улыбнулась. Глупой и совершенно счастливой улыбкой, какой улыбаются только влюбленные идиотки. И неспешно направилась к нему, присев рядом, на корточки. А потом осторожно коснулась его щеки рукой.